неё остановилась и обернулась.
– Разрешите вопрос?
Рюмин посмотрел на неё с любопытством.
– Спрашивай.
– Вы сказали что я винтик… Но и вы ведь тоже винтик, верно? – спросила она, глядя на него пустым взглядом.
– Конечно! – усмехнулся капитан. – Только я винтик чуть побольше тебя. И ответственности на мне тоже больше. Вот так!
– Я поняла, товарищ капитан… – она тихо вышла и аккуратно закрыла за собой дверь..
…Очнувшись от воспоминаний, Катя открыла очередной чемодан с одеждой который ей прислали, и нахмурилась. Тот был битком забит разнообразным бельём, трусики, лифчики, чулки иностранные… Куча ярких платьев, которые ей тут же захотелось примерить, что она и сделала.
…Через полчаса она сбросила последнее платье на кровать и упала на неё, чувствуя как горит лицо от стыда. Какая только дура собирала ей одежду? Нет, с размерами всё было в порядке но всё остальное? Большинство платьев так обтягивало её тело что Кате было стыдно смотреть на себя в зеркало. А декольте? Грудь была видна почти наполовину! Как будто специально ей не прислали нормальных, скромных платьев в которых ходят порядочные, честные девушки! А в этих она выглядит как какая-то… проститутка, прости, Господи! Ещё была яркая косметика, причём, тоже иностранная, обувь на каблуках… Позор! Кого из неё собрались делать? Да она в жизни не наденет эти блядские тряпки! Нет, на выходных она обязательно заедет домой и привезёт сюда нормальную одежду! А до этого станет носить самое приличное из тех что есть. Хотя, они тут все почти развратные. И что, одевать такие вещи ради него!? Нет, пусть даже не надеется! Вот если бы для её любимого Лёши, то возможно, она бы и осмелилась… Вспомнив его, Катя мечтательно улыбнулась. Какой-же он, всё-таки, красивый, сильный, умный… и в постели с ним ей так хорошо! Она улетает с ним на небеса! Интересно, когда же он сделает ей предложение? И сколько детишек у них будет? Как их будут звать?
Углубившись в светлые мечты о будущем семейном счастье, девушка улыбалась. Что ж, она выдержит общение с этим Александром только ради того чтобы каждые выходные ездить на свидания к любимому Алексею. Как он? Скучает ли по ней? Она же уехала неожиданно, не предупредила его. Наверное, он ждёт её, ищет, беспокоится… Бедный Лёшенька! Ничего, когда Катя приедет то сполна извинится перед ним! Может, даже согласится сделать в постели то что он от неё добивается почти две недели… Покраснев от таких мыслей, девушка быстро закинула тряпки обратно в чемодан и убрала его в шкаф. Надо ещё вздремнуть, может тогда получится увидеть Лёшу во сне?
21 апреля 1940 года. Москва.
Залесский Алексей Дмитриевич.
"Куда, чёрт побери, пропала эта чекистка?" – с раздражением подумал Алексей, вчера весь вечер прождавший девушку. Ни ответа ни привета. Неужели на что-то обиделась? Или сдала его? Но тогда бы они уже взяли его и потрошили в подвалах. Решили оставить на свободе чтобы выяснить его контакты? Нет, в таком случае, тем более, она бы пришла на встречу чтобы не насторожить его. Значит, случился какой-то форс-мажор. Да и чуйка его молчала, не подавая тревоги. Что остаётся делать? Только ждать, рано или поздно она появится. Вот только хотелось бы получить свежую информацию об этом странном немце. Но без Катьки он ничего не сделает. Плохо…
Уютно устроившись в тени здания мастерской, он поглощал свой немудрёный обед. Петрович куда-то свалил и не мешал ему своими нравоучениями. Погрузившись в воспоминания, он вдруг вспомнил плакат, висевший недалеко от его барака – "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!" и зло усмехнулся. Да уж, огромное спасибо этому усатому извергу за раскулачивание, коллективизацию и безраздельное мордование народа. Именно из-за таких как Сталин, Ленин и тому подобных гнид его детство было буквально растоптано сапогами пьяных революционных мразей, кричавших "Вся власть Советам!" и "Долой буржуев!".
"Что, теперь, небось, довольны новой властью, которая вас грабит похлеще царских чиновников? Так вам и надо, свиньи! Не хотели воевать за царя, вот и получайте свою народную власть!" – со злорадством думал он.
Нет, он признавал что кое-что "красные" делали полезного: развивали промышленность, в том числе военную, проводили электрификацию, повышали грамотность… Но это были для него, так сказать, ложки мёда в бочке дегтя.
Впрочем, его злость выливалась и на царя, его генералов. Подумать только, каким слабовольным слюнтяем надо быть чтобы довести страну до ручки, а потом подписать отречение!? Вот уж правильно говорят, "Рыба гниёт с головы". И большинство генералов тоже оказались слабаками. А те, кто нашёл в себе силы и мужество попытаться спасти страну от красной заразы, Корнилов, Юденич, Врангель, Каппель и другие, не смогли это сделать. Эх, если бы в 17 году нашёлся хотя бы один верный, мужественный, авторитетный генерал или Великий князь, то история могла бы быть совсем другой! Но история не знает сослагательного наклонения, она такая какая есть и прошлое уже никак не изменишь. Значит, надо бороться за будущее.
…Тогда, после того как он, вместе со служанкой Машей, выбежал из полыхающего родного дома, в его сердце поселилась сначала детская обида и горечь. Потом, по мере взросления, это чувство переросло в настоящую ненависть к коммунистам. Порой она настолько захлёстывала его что приходилось сжимать зубы чтобы не ударить собеседника, восторженного радующегося новой жизни без царя и жандармов. Алексей научился скрывать свою ненависть, даже стал на людях хвалить лидеров "красных", хоть и ощущал при этом во рту противную горечь.
С того времени он так и продолжал жить с Машей у неё дома, представившись её родственником. Та пристроила его в советскую школу, которую он окончил, стараясь не высовываться и не ввязываться в споры. У него не было ни друзей ни, даже, товарищей, да он и не стремился к этому. Дома, наедине, Маша так и продолжала обращаться к нему "барчук", а позднее "Алексей Дмитриевич", что он воспринимал как само собой разумеющееся.
Когда ему исполнилось 14 лет, он внезапно обнаружил что его спасительница, оказывается, очень даже красивая женщина. Ему потребовалось ещё больше года, чтобы однажды осмелиться прийти к ней ночью в комнату и лечь рядом, дрожа от волнения. Во рту пересохло, он сам вспотел когда
