здесь, в Западной Сибири...
В общем, нужно было найти какой-нибудь уютный закуток и разместиться там. И вот тут Сергей вспомнил о помещении с морозильными камерами. Оно было небольшим, с толстыми стенами и маленькими окошками, и как нельзя лучше годилось для подобной цели. Во всяком случае сейчас, когда там ничего не работало.
Старпом перетащил туда лодку. Она едва уместилась на свободном пространстве пола, до того здесь было тесно. Положил ее Сергей днищем вверх, рассудив, что так мягче, да и теплее: не будет контакта с твердым и холодным полом. В темноте постелил поверх лодки покрывало, кинул под голову свернутую штормовку — да так и рухнул, натянув до подбородка одеяло. С наслаждением вытянулся. Лежать оказалось и впрямь удобно: прорезиненное днище слегка прогибалось под его весом наподобие гамака, что после многочисленных ночевок на твердой земле было почти так же приятно, как очутиться в настоящей постели... Неудивительно, что очень скоро уставший скиталец крепко заснул...
Сколько он проспал — неизвестно, но проснулся оттого, что низ живота распирало и давило: давали знать влитые в организм полтора литра жидкости. Пришлось вставать.
На ощупь выбрался из «морозильной», осторожно двинулся через кухню к выходу, выставив перед собой руки. Вокруг стояла почти непроницаемая темнота, лишь по правую сторону бледнели размытые силуэты окон.
Сергей знал, что туалет находится в подвальном этаже под центральной «башней». Это надо выйти из буфета и повернуть налево, а там — вниз по лестнице... Но спускаться туда в кромешной тьме как-то совсем не улыбалось... И тогда ему пришло в голову: а чего, собственно, заморачиваться? Отлить где-нибудь прямо тут в углу — да и дело с концом...
Но культурное филологическое воспитание воспротивилось этому мужланскому порыву и все-таки перевесило. Поэтому орошать мочой угол он не стал. Но и наружу тащиться было ох как неохота. В итоге решил пойти на компромисс: сделал еще несколько шагов, нащупал в темноте раковину — да и начал справлять наболевшую нужду прямо в нее. Слушая, как стекает в слив обильно выводимая из организма жидкость, задался закономерным вопросом: а как далеко она утечет по трубам? Где, интересно, обрывается канализация? А вдруг вокзал — это всего лишь вершина айсберга, а под землей система коммуникаций тянется во все стороны еще на пару километров? Что если по ней можно добраться аж до канализационного люка, который находится возле Сергеева дома? А там стоит только вылезти наверх — окажешься прямо перед подъездом. Останется взбежать на второй этаж, позвонить в квартиру — и дверь откроет Аня...
Лицо дрогнуло в грустной усмешке. Канализация как пространственный портал... Да, если бы это было возможно, Сергей бы, кажется, собственноручно туннель под землей прокопал, лишь бы очутиться дома. И копать-то недалеко — меньше километра. Тем более лопата есть...
Он вздохнул.
Закончив свое мокрое дело, со слабой надеждой покрутил кран, но тот по-прежнему не подавал признаков жизни. Сергей застегнул ширинку и уже собрался было отправляться обратно, как вдруг замер, прислушиваясь... Показалось?
Несколько секунд он не дышал, весь обратившись в слух. И уже хотел было облегченно выдохнуть, но спустя мгновение его так и пронзило с ног до головы крупной дрожью.
Откуда-то с южной стороны здания явственно донеслись звуки... Больше всего это было похоже на легкий и быстрый топот ног, чуть усиленный эхом... как будто кто-то бегал по пустому залу.
В горле у Сергея сейчас же сделалось сухо и горячо, словно он глотнул абсорбента, зато на лбу выступила холодная испарина. В черепной коробке суматошно заметались короткие, обрывочные мысли: кто там?.. откуда?.. зачем?.. что делать?..
Первым желанием было броситься назад в «морозилку», забаррикадироваться и не вылезать до самого рассвета. Поначалу Сергей поддался этому порыву и действительно вернулся к себе в каморку. Но и там не мог сидеть спокойно: внутри всё сжалось в напряженный клубок, сердце тревожно колотилось. Он постоянно прислушивался, каждую минуту опасаясь, что топот шагов раздастся уже ближе — в буфете, потом на кухне, потом возле двери... Пока что опасения не подтверждались, но легче от этого не становилось: неизвестность пугала до дрожи в поджилках. Вот когда старпом пожалел, что у него нет топора!.. Ладно хоть нож всё еще имеется...
Так он и сидел, до боли в мозгу вслушиваясь в тишину. Иногда ему казалось, что он различает приглушенные звуки — то ли опять топот, то ли еще какую-то возню, а потом и вовсе стали доноситься как будто чьи-то голоса, и Сергей уже не мог понять: действительно ли он их слышит или это просто галлюцинации от нервного напряжения.
В конце концов у него и в самом деле заболела голова, и это слегка отрезвило, заставив взглянуть на ситуацию уже чуточку по-иному. Страх начал отступать: его мало-помалу оттесняло раздражение, которое чем дальше, тем больше перерастало в злость. В самом деле: сколько можно сидеть тут и трястись, словно загнанная под диван мышь, которой всюду мерещится огромный голодный кот!
«Тварь дрожащая!» — обругал себя Сергей.
Хватит уже быть жертвой, хватит позволять кому-то тебя пугать, угрожать, преследовать! Кто вообще распределил эти идиотские роли? Нужно самому выйти на тропу войны, стать охотником и преследователем! И если встретится на пути какой-нибудь урод — настучать по мозгам! А бояться никто Сергея больше не заставит! Пусть теперь его боятся, гниды!
На волне этого воинственного порыва он решительно пристегнул к поясу нож, взял в руки весло — и поспешно, пока не рассосался нахлынувший пыл, вышел из своего убежища.
Однако чем дальше он шагал в темноте кухни, тем отчетливее начинал пошевеливаться где-то внутри червячок сомнения, который грозил вот-вот вновь перерасти в страх. И тогда Сергей со злости так шандарахнул веслом по столу, что зазвенело по всей кухне. Подлый червяк тут же испуганно забился в какую-то дальнюю неприметную щель. И правильно сделал — иначе второй удар не оставил бы от гаденыша мокрого места.
А старпом двинул вперед уже не таясь, как танк, и теперь даже нарочно молотил веслом по чему попало: кто бы там ни был в зале — пусть знает, что Сергей и не думает его бояться. А вот этому уроду сейчас не поздоровится...
Он даже попробовал насвистывать импровизированную мелодию, но губы отчего-то плохо слушались, и свист звучал невнятно, придушенно.
Вышел из буфета, миновал информационный стенд, расписание поездов и остановился у входа в зал. Сквозь застекленный фасад слева проникал свет луны, по полу тянулись косые тени от бетонных стоек. Темнели ряды кресел, над ними
