Парень застонал, приходя в себя. Вадим Петрович повернулся вместе с креслом – так, чтобы одновременно держать в поле зрения и вестибюль и швейцара.
– Сука, – прохрипел между тем Вячеслав Негодяев свой приговор обступившей его со всех сторон реальности.
– Больно, та? – расплылся в сострадательной улыбке Вадим Петрович, и продолжал в том же духе, произнося «б» как английское «p», «д» как «t», «к» как «k», филологически выражаясь, аспиративно. – То ли ишчо будит, дарагой!
– На понт берешь, мудила? – высказал предположение Вячеслав.
– Вай-вай-вай, такой хороший тэл такой дурак достался, – обескуражено покачал головой Вадим Петрович, продолжая давить на психику диким акцентом. – Даже жалко рэзать, честный слов…
– А не пошел бы ты в жопу!
– Вот и голос у тибэ совсем грубий, глюпий и немузыкальный, – заметил Вадим Петрович и поспешил успокоить обладателя столь несовершенных голосовых связок: – Ничего, дарагой, чичас фэсё исправим. Яйци вирэжэм, тэнор запоёщь! В хоре пел? Нэт? Будыщь! Гастрол поедищь, Париж увидыщь, в Вэнэций помрещь. Щутка…
Вадим Петрович щелкнул кнопкой, нож зловеще блеснул лезвием.
– Ни бойса, гяда, под наркозом вирэжу. Чик-чирик и нэту!
Открыв холодильничек, Вадим Петрович, как и предполагал, обнаружил там несколько непочатых бутылок пива. Достал одну, взвесил на руке, прикидывая…
– А вот и наркоз! Импэртний!
– Слышь, дядя, кончай понты кидать. Говори, чё те надо?
– Фисё, чиво минэ надо, дарагой, у тибэ ест, гя, – плотоядно улыбнулся дядя и двинулся к парню. Парень заорал благим матом. Вернее, успел только первую нотку заложить и сразу вырубился, кровью с пивом облившись, битым стеклом обсыпавшись. Вадим Петрович отшвырнул обломок горлышка, спрятал нож и внимательно посмотрел на свои руки. Руки не дрожали. Прислушался к себе. Сердце билось ровно, каждая клетка пела, каждый нерв счастливо вибрировал. Никогда он еще не чувствовал себя так легко, непринужденно, радостно и энергично. Ничто не смущало, все казалось возможным, все было по силам и по нутру. Вадим Петрович поднял очи горе и с жаром взмолился: Помилуй, Боже, ночные души! Но только души, а не тела…
Парень зашевелился. Крепкий мужик. Глаза его были залиты смесью крови и пива, руки связаны, так что обследовать свои интимные места на предмет их целости и сохранности не было никакой возможности. Разве что ноги покрепче сжать? Да разве этак определить количество оставшихся семенников? Но парень был не только телом крепок, но и умом тороват: взял и запел – проверить, тенор он уже или все еще необработанный бас. Оказалось, все еще… Негодяев счастливо рассмеялся.
– Сменщик у тебя есть, Вячеслав? – ласково и чисто обратился к нему Солипсинцев.
– Эх, никого-то у меня нет! Один я, как пестик в ступе, – продолжал веселиться швейцар.
– Кончай, давай, под шланг косить, – посоветовал Вадим Петрович, – а то и вправду бебех лишу…
– Тебе под черножопого можно, а мне под психа нельзя? – обиделся Вячеслав, но ржать перестал.
– Мне повторить вопрос после первого яйца или после второго? – вкрадчиво уточнил Вадим Петрович. Парень посмотрел на него внимательно и вздрогнул.
– Значит, ты и есть тот фраер, которого на Обалденной прихватили, – тускло, как бы про себя, в сторону, проговорил он.
– Обалденная – это та блондиночка голая?
– Угу. Ольгой звать…
– А швейцара?
– Михаилом…
– Шофера?
– Артем.
– Где живут, знаешь?
– Скажу не знаю, не поверишь…
– А ты не говори мне того, чему я не поверю. Глядишь, в живых и невредимых останешься. Может быть даже с яйцами…
– Дались тебе эти яйца! – вскричал парень нервно.
Вадим Петрович вытащил из кармана пистолет.
– Это – твоя газуха.
Вадим Петрович вернул пистолет на место и извлек из кобуры на поясе компактный шестизарядный «маузер».
– А это мой боевой помощник. Вот и глушитель к нему…
– Ё-моё, – сказал Негодяев, – крутизну от лоха не отличить!
– Значица так, голуба, – посерьезнел крутой лох Вадим Петрович Солипсинцев. – Медленно, без резких движений, встаешь лицом к стене, расставляешь ножки поширше, тянешь ручонки повыше. Я тебя развязываю, и мы с тобой, Славик, идем к твоей тачке. Ты садишься за руль, я на заднее сиденье. И едем, знаешь куда?
– К Мишке?
– Вот и не угадал! К Ольге-Оленьке Обалденной балдеть нагрянем…
– Так она раньше трех с работы не возвращается…
– Значит, трудится в каком-нибудь ночном заведении. Часом не в «Амфитрите»?
– В ней, – пробормотал ошарашенный догадливостью лоха Вячеслав.
– Ладно, уговорил, едем к Мишане…
По дороге Вадим Петрович выведал кое-что о шантажистах. Дело у них было поставлено неплохо, но все же по-любительски. Масштабу недоставало. Хотя принципы были правильные: не зарываться, слово свое держать, жертву до крайности не доводить. Однако подлая криминальная натура сказывалась – импровизацией не гнушались, а это великий риск для организованного дела. На все нужна четкая, не делающая никаких исключений их правил, система и суровая дисциплина…
Михаил, по словам Негодяева, был женат на какой-то сущей стерве и вытащить его в такой час из дому казалось последнему непосильной задачей. Почему Вячеслав решил, что Вадим Петрович собирается вытаскивать Михаила, – непонятно, ничего такого Вадим Петрович даже в мыслях не держал. Тем более, что у Михаила, как выяснилось, не было ни детей, ни тещи, ни собаки, ни попугая.
По пути, по настоянию Вадима Петровича, заехали в оружейный магазин, где Вячеслав приобрел по своей кредитной карточке пачку патронов калибра 6,35 мм, короткую дубинку и пять пар наручников, одну из которых сам же и примерил, не отходя, что называется, от кассы. Из оружейного завернули в ближайший секс-шоп, но какие предметы интимного обихода приобрел там Вадим Петрович на наличность Вячеслава, последний мог только догадываться, поскольку был оставлен в машине, прикованным к баранке.
Когда они подъехали к домику Михаила, была уже почти полночь. Окна не светились. Либо дома нет, либо спят, – сделал вывод Вадим Петрович. И немедленно наметил план действий. Если дома, действуем по обстановке, если нет, проникаем внутрь и дожидаемся голубков в их гнездышке. От Вячеслава требовалось одно: точно следовать указаниям Вадима Петровича и всегда помнить о пуле в никелированной оболочке…
Дома никого не оказалось. Вадим Петрович тут же обраслетил Вячеслава и, вооружившись набором отмычек, попытался вспомнить технику отпирания замков, которую он в юности постигал в спецшколе по учебнику Гудини. Помнится, начинался учебник с афоризма: «Если дверь заперта, это еще не значит, что вам за нею не будут рады…» Память ему не изменила, замок капитулировал через три минуты.
