любили Ирочку за красивое личико и ласковое отношение к их малышам.
Ирочка вышла замуж за Сашу Оленина, и у них родились две девочки-погодки — Сашенька и Дашенька. Саша полюбил своих дочек больше всего на свете. По окончании Политехнического института он стал работать у Димы Рокотова в его фирме и очень неплохо зарабатывал.
Дима Рокотов стал бизнесменом. Он сумел — не без помощи родителей — создать собственную фирму по разработке и распространению компьютерных программ. Дела в его фирме шли успешно.
Маринка окончила институт на год позже Димы из-за рождения сына. Она стала секретарем-референтом в фирме мужа. Но фактически Маринка была его правой рукой, постоянно помогая мужу не только делом, но и ценными советами. Через пять лет после рождения сына у них родилась желанная доченька. Они договорились, что сыну даст имя Маринка, а дочке — Дима.
Маринка назвала сына Дмитрием, как и хотела с самого начала. Но ему привилось имя Димыч из-за настырного нрава и въедливого характера. Димыч мог, например, ходить полдня за матерью и нудить:
— Сколько можно говорить: не оставляй нож в раковине — заржавеет.
Или: — Кто опять кран не закрутил? Дождетесь, соседи снизу прибегут. И вместо покупки мне велосипеда будете им ремонт делать.
Однажды еще совсем крохой, надув под себя во сне, он долго ворочался на мокрой простынке и наконец изрек голосом бабушки:
— Встала бы ты, мать, да поменяла мне простынь. А то все лежишь.
Маринка едва с дивана не свалилась от хохота.
Фразы, изрекаемые Димычем с самого раннего возраста, были столь заковыристы, что заставляли всех изумляться — и где он такого нахватался?
— Вставай, сынок, одевайся, — как-то сказала Маринка двухлетнему Димычу. Малыш спал в кроватке с сеткой, страховавшей его от падения на пол. Он долго пыхтел, пытаясь снять перекладину, к которой была прикреплена сетка, потом выдал:
— Ввиду неснимаемости сетки я не могу достать штаны.
— Большим человеком будет! — комментировал изречения Димыча Маринкин отец. — Рангом не ниже министра. А может, в президенты выбьется. Такие речи толкает — чистый губернатор.
— В кого он такой уродился? — удивлялась Маринка. — Я, вроде, всегда отличалась легкомыслием, да и тебя, милый, нельзя уличить в чрезмерной серьезности.
— В дедов, — смеялся Дима, — Наш Димыч — это оба деда, если их перемножить.
Маринка очень боялась, что Дима назовет дочку Леночкой. Она дала себе слово не возражать — пусть, как хочет, так и называет. Но он назвал ее в честь своей мамы Наташенькой, чем очень порадовал бабушку.
В погожие дни две Наташи, бабушка и внучка, любили сидеть на той самой скамеечке в парке, где сидели папа и мама маленькой Наташи в день их знакомства. Бабушка читала внучке сказки, а та разглядывала прыгавших по веткам воробьев.
Светлана после пропажи старшего сына быстро угасла. Только забота о близнецах какое-то время поддерживала в ней огонек жизни, − но по мере их взросления он тлел все слабее и слабее. И однажды она заснула, чтобы уже не проснуться — сердце остановилось во сне.
После смерти жены Алексей запил. Нет, он не валялся под забором — не хотел позорить сыновей, на которых всю жизнь молился. Просто, придя с работы, молча выпивал бутылку, ложился на диван и засыпал.
Близнецы выросли, окончили школу и пошли работать на стройку. Потом их забрали в армию. Совсем недавно они демобилизовались и вернулись на прежнее место. Подумывают о поступлении на вечернее отделение строительного института.
Все эти годы они смертельно скучали по старшему брату, исчезнувшему так внезапно и бесследно. Им все казалось, что он куда-то уехал в поисках счастья и вот-вот подаст весточку из своего счастливого далека. Они и до сих пор ждут от него письма, телеграммы или хотя бы звонка. Но мы-то с вами знаем, что никогда не дождутся.
В один из поздних январских вечеров, когда жена и дети уже спали, Дмитрий Сергеевич Рокотов тихо вышел на балкон. Его всегда тянуло на балкон в это время года − и потому он, стараясь остаться незамеченным, выходил туда и долго стоял, глядя в ночное небо. Там, в западной части небосвода ярко горела одинокая звезда.
Где ты, синеглазая звездочка? — печально думал Дмитрий Сергеевич. Как тебе живется в твоей далекой Галактике? Вспоминаешь ли хоть иногда своего неверного Димку? Или сияние иных светил навсегда заслонило тебе прошлое?
Позади скрипнула дверь, и теплые руки обвили его. Маринка. Жена.
— Не надо так долго смотреть на нее, милый, — услышал Дмитрий Сергеевич. — Это чужая, злая планета. Там нет жизни, нет любви. Снаружи вечный холод и мрак, а внутри все сжигающий огонь. Пойдем, родной, в комнату, простудишься.
И закрыла за ним балконную дверь.
Дмитрий Сергеевич зашел в детскую и постоял у кроваток. Димыч, нахмурив брови и выпятив нижнюю губу, спал в позе бегуна на старте. Он вспотел, и его каштановый чуб прилип к выпуклому лобику. Светловолосая Наталка лежала на спинке, широко раскинув ручки, подобно летящей ласточке. Она разрумянилась и чему-то улыбалась во сне.
Они главный смысл моей жизни — то, ради чего стоит жить, думал Дмитрий Сергеевич, глядя на спящих детей. Они оправдание моего бытия на земле.
— Ложись, солнышко, — сказал он Маринке, — а я еще немного посижу, посмотрю последние журналы по информатике. Может, что новенькое найду.
Дмитрий Сергеевич прошел в кабинет, сел за стол и включил настольную лампу. Листая журнал, на одной из страниц он увидел статью за авторством какой-то Ольги Гор из Соединенных Штатов. Содержание статьи не привлекло внимания Дмитрия Сергеевича — ведь оно было далеко от области его интересов. Поэтому он лишь мельком пробежал ее глазами и перевернул страницу.
Конец
