Бен, как бы в задумчивости, уткнулся лицом в ладони с растопыренными пальцами.
— Это, конечно, очень привлекательное предложение. — Его голос звучал приглушенно. — Вы подробно осветили для меня несколько...
— Джон, вы еще здесь? — перебил его громкий и веселый голос Ленца. — Последний вертолет уже скоро отправится!
Годвин стремительно вскочил.
— Я должен успеть на транспорт, — извиняющимся тоном сообщил он. — Мне хотелось бы, чтобы вы подумали о том, что мы с вами только что обсудили.
Вошел Ленц, обнимая за талию сутулого старика.
Якоб Зонненфельд.
— Ну как, хорошо побеседовали? — поинтересовался Ленц.
Нет. Только не он!
— Вы?.. — выпалил Бен, удивленно глядя на старого охотника за нацистами, и вскочил.
— Я думаю, что мы можем получить нового рекрута, — угрюмо произнес Годвин и кратко, но выразительно взглянул на Ленца.
Бен повернулся к Зонненфельду.
— Они узнали о том, что я отправился в Буэнос-Айрес, от вас, не так ли?
У Зонненфельда было такое выражение лица, словно от этих слов ему стало больно. Он отвел взгляд.
— В жизни бывают моменты, когда приходится решать, на какую сторону встать, — ответил он. — Когда началось мое лечение...
— Пойдемте, джентльмены, — снова перебил его Ленц. — Нам нужно торопиться.
Годвин и Зонненфельд двинулись к выходу. Бен явственно услышал рокот вертолета.
— Бенджамин, — не оборачиваясь, сказал Ленц. — Будьте добры, побудьте здесь. Я рад был услышать, что от вас можно ожидать интереса к нашему проекту. Так что теперь нам с вами стоит немного побеседовать.
Бен почувствовал, что его схватили сзади, и тут же к его запястьям прикоснулась холодная сталь. Наручники. У него не было никаких шансов на спасение.
Охранники проволокли его через большой зал, мимо тренажеров и медицинских контрольных приборов.
Он заорал во всю силу своих легких и подогнул ноги. Если бы здесь оставался хоть кто-нибудь из Wiedergeborenen, этот человек увидел бы, как с ним обращаются, и, конечно, запротестовал бы. Эти люди не были злыми.
Но никого из них уже не было в замке, по крайней мере он никого не видел.
Третий охранник схватил его за руку выше локтя. Бена волокли коленями по каменному полу; это оказалось мучительно больно. Он принялся дергаться и вырываться. Появился еще один охранник, и теперь Бена волокли за руки и за ноги, хотя он продолжал извиваться и рваться всем телом, чтобы как можно сильнее затруднить задачу своим противникам, и продолжал кричать.
Его втащили в лифт. Один из охранников нажал кнопку второго этажа. Через несколько секунд двери открылись в абсолютно белый коридор. Когда охранники выволокли его — он прекратил сопротивление: какой смысл? — проходящая мимо медсестра уставилась на него, раскрыв рот от неожиданности, и тут же поспешно отвела взгляд.
Его приволокли в комнату, похожую на операционную, и подняли на кровать. Санитар, который, похоже, дожидался его появления — неужели охранники успели предупредить по радио? — пристегнул его лодыжки и запястья к койке широкими упругими цветными ремнями, а потом снял наручники.
Бен, измотанный донельзя, лежал неподвижно. Все охранники, кроме одного, покинули помещение; они свое дело сделали. Оставшийся застыл перед закрытой дверью. На груди у него висел автомат “узи”.
Дверь открылась, и вошел Юрген Ленц.
— Я восхищаюсь вашим умом, — сказал он. — Я был уверен, что старая пещера давно завалена или по крайней мере непроходима, так что благодарю вас за то, что вы показали нам, откуда можно ждать опасности. Я уже приказал взорвать этот проход.
Бен задумался: действительно ли Годвин искренне предлагал ему присоединиться к этой компании? Или же старый наставник просто пытался нейтрализовать его? В любом случае Ленц был слишком, слишком осторожным и подозрительным человеком и не мог поверить опасному противнику.
Или все-таки мог?
— Годвин предлагал мне присоединиться к проекту, — сказал Бен.
Ленц подкатил к его кровати металлический столик на колесиках и взял со стеклянной крышки шприц.
— Годвин доверяет вам, — заявил он, поворачиваясь к Бену. — А я не доверяю.
Бен следил за его лицом.
— Доверяет мне по поводу чего?
— Того, что вы с уважением отнесетесь к нашей потребности в конфиденциальности. А также того, о чем вы или ваша любознательная подруга уже могли кому-то сообщить.
Так вот, какова его ахиллесова пята!
— Если вы освободите ее целой и невредимой, то мы с вами могли бы заключить сделку, — сказал Бен. — И каждый из нас получит то, что хочет.
— И, конечно, я могу быть уверенным в том, что вы сдержите ваше слово?
— Это будет полностью в моих интересах, — ответил Бен.
— Люди не всегда действуют в соответствии со своими личными интересами. Если бы я даже мог когда-нибудь забыть об этом, angeli rebelli очень убедительно напомнили мне.
— Давайте попробуем смотреть на это дело просто. Мой интерес состоит в том, чтобы вы отпустили Анну Наварро. Ваш — в том, чтобы сохранять свой проект в секрете. У нас есть взаимные интересы, так что мы вполне можем договориться к обоюдному удовольствию.
— Что ж, — с сомнением в голосе протянул Ленц. — Возможно. Но сначала мне потребуется обратиться к помощи химии, чтобы подкрепить вашу честность, на тот случай, если она не сможет достаточно проявиться естественным путем.
Бен внутренне напрягся, чтобы подавить нахлынувшую панику.
— Что это означает?
— Никакого вреда. Даже, напротив, весьма приятный опыт.
— Не думаю, что у вас есть время для этого. Особенно если учесть, что в любую секунду здесь могут появиться агенты правоохранительных служб. Это ваш последний шанс на заключение сделки.
— Мисс Наварро оказалась здесь одна и без поддержки, — ответил Ленц. — Она никого не вызвала. Это она лично сказала мне. — Он помахал шприцем. — И ручаюсь вам, что она говорила правду.
Продолжай болтовню! Переключи его на другую тему!
— Откуда вы знаете, что можете доверять ученым из вашей команды?
— Я им не доверяю. Все — все материалы, компьютеры, аппаратура, слайды, химические формулы — находится здесь.
Бен попытался усилить нажим.
— И все равно вы уязвимы. Кто-то мог получить доступ к внешним хранилищам данных. А ведь любое кодирование рано или поздно поддается расшифровке.
— Именно поэтому никаких внешних хранилищ не существует, — ответил Ленц. Было ясно, что он получает искреннее удовольствие, указывая на ошибки, обнаруживающиеся в гипотезах Бена. — Это риск, который я не могу себе позволить. Признаюсь со всей откровенностью: я не представляю себе, что бы со мной было, если бы я чрезмерно доверял моим соратникам и коллегам.
