— Что с тобой? — От неожиданности адмирал вздрогнул и вернулся в настоящее — Герика в наспех зашнурованном платье стояла рядом.
— Ничего, — он ласково коснулся теплой щеки, — просто я вспоминал то, что лучше не вспоминать…
Глава 3
2231 год от В. И. 20-й день месяца Лебедя — 27-й день месяца Дракона Арцийская Фронтера. Замок Беломостье Серое море. Лунные острова1
Люди в чем-то сродни кошкам, они привязываются к месту. По крайней мере Рыгор Зимный, став герцогом Фронтерским, не мыслил себя вне Белого Моста. Пусть село сгорело, руки и головы у фронтерцев остались, арги и ауры нашлись у предателей, а хорошего дерева в пуще завались. Места, по которым прошлась своим страшным плугом война, оживали на глазах.
Зимный по праву считался дельным войтом, но, как выяснилось, для него это был не предел. Став хозяином целого края, Рыгор не заважничал, но и вожжи из рук не выпустил, по-прежнему оставаясь атаманом для своих вояк, пусть те и вернулись к земле. Беломостец, несмотря на свалившиеся ему на голову титул и власть, остался самим собой, разве что отгрохал домину, в которой не зазорно принять хоть бы и императора. Гвенда тоже отдала должное своему новому положению, нашив прорву юбок и кофт, которые теперь лежали в сундуках, бережно переложенные сушеной лавандой. Сама же Красотка, лишившись возможности держать харчевню — герцогиня как-никак! — пропадала на просторной кухне, собственноручно готовя не только супругу и пасынкам, но и не переводившимся в «рызиденции» гостям.
Сегодня Красотка превзошла себя самое. Посетивший чету Зимных герцог Таянский прилюдно признал, что мунтским поварихам так же далеко до хозяйки Беломостья (так Гвенда и Рыгор назвали свое новое обиталище), как мунтским красавицам до герцогини Фронтерской. Гвенда кокетливо опустила глаза, но не удержалась и рассмеялась в полный голос. Таянец ей нравился, и даже очень — высокий, темноволосый и темноглазый, он не чинился и не чванился, отдавая должное и царке, и закуске. И он так напоминал погибшего Луи…
Ужинали вчетвером — прислуживала сама хозяйка. Рыгор и Шандер дела обсудили еще днем и теперь перескакивали с новостей на воспоминания и обратно. Гвенда суетилась вокруг стола, все время что-то унося или, наоборот, подавая и не забывая радовать лежащую у огня Гайду. Илана ничего не ела, молча глядя в стакан с царкой.
Наконец Рыгор погладил усы, откашлялся и встал.
— Любые гости, — атаман сдерживал голос, но все равно его было слышно на лестнице, а то и во дворе, — спасибо, что зайихали. Не сомневаюсь, что вмести мы много доброго сотворим. Но останнюю чашу я поднимаю, уж пробачьте, не за ваше здоровье и не за свою хозяйку. И даже не за победу, за нее мы вже пили и кожный год пить будьмо. Я пью, и до дна (нехай мне Гвенда хоч словечко скажет — убью!), за тех, кто зараз в море. За емператора, його невесту и его ма-ри-не-рив. Пускай они найдут, что ищут, и повернутся до нас, як мы их ждем и любим!
Атаман поднял обеими руками немалый кубок и, не поморщившись, осушил до дна. Шандер с очень серьезным лицом последовал его примеру. Гвенда не отстала и при этом пристально посмотрела на молчащую Илану. Та вздрогнула, торопливо и неловко выпила свою царку и закашлялась.
— Ото добре! — провозгласил герцог Фронтерский. — А теперь, гости дорогие, дозвольте вас отвести до спальни. — Рыгор взял подсвечник, сработанный местными искусниками, и, тяжело ступая, пошел впереди. Шандер подал руку Илане, и та поднялась, слегка пошатнувшись. Выпитая почти натощак царка сделала свое дело.
Зимный распахнул дверь в просторную комнату, пол которой устилали медвежьи шкуры, а в углу стояла здоровенная кровать, явно заказанная у арцийского краснодеревщика. Пожелав гостям доброй ночи, радушный хозяин проверил, есть ли на столе царка, сливянка и малина, и удалился, старательно прикрыв за собой дверь.
Илана затравленно огляделась и присела на краешек арцийского чудища. Шандер зачем-то подошел к окну и посмотрел на высокие тополя.
— Илана!
Она подняла голову:
— Да, Шандер?
— Помнишь, о чем мы говорили, когда ты согласилась выйти за меня замуж?
— Помню…
— Что я, Проклятый меня побери, сделал не так?!
— Ты ничего, — Илана подняла глаза, — все дело во мне. Я тебя не стою, это же очевидно.
— Кому очевидно? — Гардани пересек комнату и устроился на медвежьей шкуре рядом с кроватью. — Мне очевидно только одно: в Таяну ты вернешься, став наконец моей настоящей женой.
2
Эстель Оскора
В темно-синих волнах мелькнула черная спина. Играющий кит отнюдь не казался красивым. Морская громадина размером чуть ли не с наш корабль проигрывала блестящим грациозным дельфинам в той же мере, в какой слон проигрывает лошади… Хотя где они, эти лошади… Интересно, тоскует ли Рамиэрль по своим красавцам? С губ барда не сходила улыбка, но, пожив среди Светорожденных, я поняла, что они отнюдь не безмятежны, просто им свойственно уменье владеть собой. Как, впрочем, и гоблинам. Люди, те дают волю чувствам, и я бы не взялась утверждать, что это нас украшает.
И все же, все же, все же… Роман был чем-то озабочен, чем-то вряд ли понятным до конца ему самому. Надо было его спросить, но я словно бы спала наяву и не желала просыпаться. К морю я привыкла быстро, оно меня не пугало, напротив. Я могла бесконечно вглядываться в колышущуюся синь. От воды веяло покоем и каким-то странным трудноуловимым запахом, горьковатым, здоровым, манящим… Раньше разговоры о прелести «запаха моря» я считала досужими выдумками тех, кто не имел счастья обонять выброшенные на берег водоросли и уснувших рыб… Я ошибалась. Запах гниения присущ берегу, а море пахнет свежестью и… надеждой, если, конечно, у надежды может быть запах.
Мне хотелось остановить время и вечно плыть к прекрасной, но недосягаемой земле, слушать музыку волн и песни Романа, любить и быть любимой… Однако всякая дорога рано или поздно кончается.
