«Я люблю хитрости, люблю обманывать читателей», — сказал Джон Краули в одном из интервью. Именно поэтому задача читателя — самому определить все ловушки, в которые его заманивает писатель, и самому из них выбраться. Это означает, помимо прочего, что при первом чтении нельзя забегать вперед и тем более заглядывать в конец книги! Да и с предлагаемым комментарием лучше знакомиться уже после прочтения романа: самостоятельно опознать явные и скрытые цитаты, многочисленные аллюзии, уловить намеки и связать воедино лейтмотивы — означает проникнуть в самую суть книги; такого удовольствия комментатор лишать не вправе.
Некоторые предуведомления, однако, необходимы.
I. Фейри и Повесть
Роман, написанный в 1969—1978 годах, увидел свет в сентябре 1981 года, по воле редакторов лишившись второй половины заглавия: «Маленький, большой, илиПарламентфейри » (полностью двойное название приводилось на странице с оглавлением). Издательство «Бантам» позиционировало роман как «серьезную» литературу, а слово «фейри» для многих читателей — слишком явное указание на то, что перед ними фэнтези. Однако без фейри все же не обойтись, и следует напомнить читателю, кто они такие.
«Fairy» есть «общее наименование сверхъестественных существ… в фольклоре германских и кельтских народов, прежде всего — шотландцев, ирландцев и валлийцев».[55]Термин этот восходит к французскому «faerie» (чары) и распространился в Англии в XIII веке.
Как мы узнаем уже из первой главы романа, все события, происходящие с героями, да и с миром, суть части некой Повести (Tale). Даже Смоки Барнабл, не верящий в фейри, понимает, что он вошел в волшебную сказку («fairy-tale» — буквально «повесть о фейри», «повесть фейри»).
Краули сделал с традиционными волшебными сказками примерно то же, что Толкин — с мифологией Северной Европы: он создал некий архетип сказки, пра-сказку, к которой восходят все прочие (это во-первых) и которая основана на древнейших мифологических образах (это во-вторых). Автор «Сильмариллиона» и «Властелина Колец» боролся с шекспировско-викторианской традицией изображения эльфов как маленьких существ с крылышками; Краули, вопреки Толкину, этой традиции следует, хотя и радикально ее преображает.
Традиционные сказочные (и мифологические) мотивы романа не оговариваются в комментариях, если Краули дает отсылку к «сказочности» как таковой, а не к конкретному тексту. Эльфийское золото, попав в наш мир, превращается в сухую листву; человек, лизнув рыбью кровь, начинает понимать язык зверей и птиц; Песочный человек насыпает детям в глаза песок, чтобы они быстрее заснули; фейри похищают ребенка, оставляя взамен его двойника; три мойры вершат судьбы людей; перевозчик на пароме отвозит души в мир иной… Все это — базовые знания для любого носителя английского языка; полагаем, что и русскому читателю эти образы знакомы.
Со сказочным миром все мы знакомимся еще в детстве, не без помощи сборника детских стихов «Песни Матушки Гусыни». Не случайно Льюис Кэрролл так охотно прибегал к цитатам из этой книги: ее общеизвестность становится залогом достоверности всего, что в ней написано, по крайней мере для детей.
Краули «реконструирует» мир, который стоит за детскими стихами. Эпиграф к третьей главе книги первой — знаменитое четверостишие о старушке, которая жила под холмом. Больше ничего о ней мы не знаем — не знаем даже, жива она или нет. Здесь опять приходится вспомнить Толкина: Профессор создал сюжет «Хоббита», воскрешая возможный эпос, из которого до наших дней дошел только список карликов в «Старшей Эдде»; Краули, по сути, использует тот же метод. Иные западные читатели полагают, что миссис Андерхилл — та самая старушка из-под холма — и есть Матушка Гусыня, рассказчица великих Повестей (на обложках ее часто рисуют старушкой в кресле). Поскольку о легендарной Матушке знаем лишь то, что она летает верхом на гусаке (миссис Андерхилл — на аисте), такое сопоставление кажется нам возможным, но не до конца убедительным.
Краули также обнажает «реальную» основу ряда классических английских и, в меньшей степени, американских сказок; все замеченные нами случаи откомментированы.[56]
В становлении замысла романа не меньшую роль, чем сказки, сыграли классические иллюстрации к ним. Впоследствии писатель говорил, что вдохновлялся рисунками английского художника Артура Ракема (1867—1939), проиллюстрировавшего «Матушку Гусыню», «Питера Пэна», «Алису», «Сон в летнюю ночь», «Золото Рейна», «Смерть Артура», «Золушку» и множество других книг. «Смогу ли я сделать ракемовских фей убедительными, чудесными, странными — и обрисовать достаточно ярко, чтобы они не казались банальными?» — так Краули определил один из импульсов к созданию «Маленького, большого».
II. Шекспир и другие
Фейри в романе Краули — не только фольклорного, но и литературного происхождения. Их малый рост, способность (и желание) манипулировать судьбами людей, неуемная проказливость, за которой стоят вполне серьезные намерения, склонность к превращениям, похищениям и подменам — все эти черты восходят к шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь», мотивы которой пронизывают книгу от первой до последней страницы.
Два персонажа романа носят имя эльфийского короля — Оберон. Однако Краули использует французский, а не английский вариант: Auberon вместо Оberon. Возлюбленную Оберона Барнабла в детстве прозвали Титанией; ее тезка — королева эльфов, жена Оберона. Эта царственная пара находится в центре событий шекспировской комедии.
Можно сказать, что роман Краули является продолжением или, если вспомнить о том, что для фейри прошлое и будущее меняются местами, — прологом «Сна в летнюю ночь». На день летнего солнцестояния назначена в книге первой свадьба Смоки и Дейли Элис; в ночь на Иванов день действие романа заканчивается. Очевидно, что Шекспир опирался на древнейшую традицию. «В канун летнего солнцестояния, — пишет У. Б. Йейтс, — когда на каждом крутогоре зажигают костры в честь св. Иоанна, у фейри бывает самое веселье, и порой они похищают себе в жены красивых человеческих дочерей» («Бродячие фейри», 1896; перевод Н. Бавиной).
Имя волшебницы Ариэл Хоксквилл пришло из последней пьесы Шекспира — «Буря». Ариэлем зовут духа воздуха, который закабален сначала ведьмой Сикоракс, потом магом Просперо, а в финале получает вольную: сравните с судьбой его тезки, которая всю жизнь считала себя хозяйкой собственной судьбы.
Второй писатель, чье присутствие в романе столь же важно, — Льюис Кэрролл. Имя главной героини «Маленького, большого» — Дейли Элис — в буквальном переводе означает «Ежедневная Алиса». Оно пришло писателю в голову, когда он увидел альбом иллюстраций Сальвадора Дали к книге Кэрролла: «Dali's Alice». Конкретные отсылки к сказкам об Алисе отмечены в комментариях; здесь же обратим внимание читателей на то, что сюжеты обеих книг, «Страны Чудес» и «Зазеркалья», обыграны в романе. Особенно важна вторая сказка, с ее темами перехода на другую сторону, продвижения Алисы из пешек в королевы, финального пира и т. д. Некоторые герои романа могут быть сопоставлены с персонажами Кэрролла, однако строгие отождествления вряд ли возможны. Алиса — это и Смоки, попавший в Страну чудес, и Дейли Элис, и Лайлак (в стихотворении-прологе Кэрролл называет Алису «dream-child» — «спящее дитя», «дитя сна»), и многие другие персонажи. Джордж Маус несколько раз сравнивается с Белым Рыцарем. Софи спит, как Соня (нетрудно заметить, что Краули соединяет кэрролловский образ с гностическим мифом о Софии, отпавшей от Бога). Число примеров можно умножить.
