получить оружие, которое позволит ему подмять под себя не только Свайзлаутерн, но и весь Союз Шмельцера?
– Возможно, большее. Тебе не нужно думать об этом.
– А о чём мне ещё думать? Чем они занимаются в этом приюте Старших Сестёр? Вышивкой? Цветочки сажают? Подстригают газоны?
– Слышала, там есть шахматы.
Гарет любил играть в шахматы, но сомневался в том, что в приюте найдётся хотя бы один достойный соперник.
– Считаю это за унижение, – отвернулся Гарет.
За окном тоже ничего интересного не было – лес казался бесконечным и одинаковым.
Какой это позор – попасть в приют для обездоленных, будучи состоятельным, самостоятельным и самодостаточным человеком! Если Гарет и простит за это отца, то сделает это не сразу и с большим трудом.
– А должен считать за огромную услугу, – ответила Ривальда. – Мы спасаем тебя, Гарет. Лучшей защиты тебе никто не сможет обеспечить. Поверь мне на слово.
Это Гарет должен их защищать, а не они его. Имея в руках мощнейшее оружие, отец и Скуэйн добровольно отказываются от него. На чьей стороне они играют? Глядя на их действия, можно смело предположить, что они действуют на стороне Рейнхардта.
– Если защита не столь сильна, как вы описали, кровь сестёр добродетели окажется на ваших руках.
– Как скажешь, – апатично согласилась Скуэйн.
Почему он должен следовать их правилам? У Гарета хватило бы сил для того, чтобы обездвижить и Скуэйн, и Тёрнера, после чего сбежать и отправиться на рандеву с Рейнхардтом. Скорее всего, ему мешало осознание того, что на самом деле они правы.
Но в этом и скрывался крутой нрав Гарета – он отказывался в открытую принимать свою неправоту даже тогда, когда это уже не имел смысла.
Тёрнер повернул направо, когда лес наконец закончился. Взору Гарета открылось живописное озеро и столь уютно расположившийся возле него трёхэтажный дом.
До черты города было всего десять-пятнадцать минут езды – в случае необходимости Гарет сможет добежать до города и на своих двоих.
– Ожидал большего, – иронично произнёс Гарет.
Его предположение оказалось верным: «пациенты» приюта – кто-то совсем юный, кто-то в возрасте, но все одинаково сломленные, занимались благоустройством сада. Газоны были идеальными, тропки являлись чистыми, будто не имели дело ни с природой, ни с ногой человека – учитывая то, что заниматься здесь больше нечем, иначе и быть не могло.
– Может, передумаете? – в призрачной надежде спросил Гарет.
– Как бы я мечтала здесь оказаться, – не обратила внимания на мольбы Тейлора Ривальда. – Какое озеро… Какая трава… А воздух! Словно дышишь полной грудью. Никакой мирской суеты. Никакой работы. Мечта, а не жизнь.
– Так оставайтесь здесь вместо меня.
– Рада бы, но Рейнхард сам себя не одолеет. Ты помнишь легенду? Как тебя зовут?
Юлиан увидел в её глазах насмешку.
– Никколо Риколетти.
– Карл Свайнхерд, – улыбнулась Ривальда.
– Какой кошмар, – схватился за голову Гарет. – Вы намеренно издеваетесь?
– Говорю же – спасаю тебе жизнь.
– Я могу идти?
Гарет уже приготовился открыть дверь.
– Мы забыли самое главное.
Гарет до последнего надеялся на то, что Ривальда не вспомнит об этой детали. Это могло бы быть интересным, если бы было исполнено чьей-то другой рукой, но, в данном случае Гарет знал, что смеяться будет только Ривальда.
Она положила на голову Гарета два пальца. Гарет почувствовал яркий свет, исходящий из них, что заставило его зажмурить глаза. Открыв их, он побоялся посмотреть в зеркало, но любопытство одолело.
Всё ещё сомневаясь, он осторожно приподнял голову и бросил взгляд на зеркало заднего вида. Увидев своё отражение, Гарету захотелось наброситься на Ривальду и придушить её – оттуда на него смотрел рыжий толстяк, лицо которого было усеяно веснушками.
– Спасибо, миссис Скуэйн, – сквозь зубы прошептал Гарет. – Никогда ещё не был таким красивым.
С грустью он осознал, что ещё и шепелявит.
– В этом красавце Рейнхардт никогда не узнает Гарета Тейлора, – едва сдерживая смех, произнесла Ривальда.
Как в столь тяжёлое время она находила мотивацию смеяться и не считать это за кощунство?
– Запомни главное – будь осторожным, – уже без улыбки сказала Скуэйн. – Старайся не совершать лишних движений. Любое твоё действие может навредить обитателям приюта. Судя по всему, внутри тебя находятся не три Проксимы, а больше. Пять или шесть, сказать на глаз сложно, но мы непременно узнаем.
– Я контролирую себя.
– Надеюсь на это.
– Здесь меня точно не найдут?
– Уверена, что нет. Но, на этот случай я приставила тебе личную охрану. Не буду называть тебе имени, но в случае необходимости он тебе поможет.
Гарет не стал пытаться узнавать, что это за личность, потому что знал о тяге Ривальды к интригам. Вполне возможно, никакого охранника нет, и она сказала о нём лишь ради того, чтобы Тейлор не пытался сбежать.
Первым Гарета и Ривальду встретила женщина примерно пятидесяти лет в чёрном сарафане и белом платке – она улыбалась, будто увидела милого котёнка, пахла котлетами, а в глазах так и читалась предрасположенность к неограниченной заботе.
– Рада вас видеть, фрау Мюллер, – изобразила улыбку Ривальда.
– И я вас, мисс Скуэйн. Вы совсем не изменились. Какой милый мальчик! Как тебя зовут?
Гарет боялся, что прямо сейчас она станет теребить его за щёки, но, к счастью, этого не случилось.
– Карл, – выдавил из себя Гарет.
– Какое прекрасное имя! Будь как дома, Карл! Надеюсь, тебе понравится здесь, и ты подружишься с остальными ребятами!
Гарет сомневался, что это так, но, на всякий случай, тоже изобразил улыбку. Несмотря на всю внешнюю добродушность фрау Мюллер, Гарет видел в ней тюремного надсмотрщика.
Он чувствовал спиной, как смеётся Ривальда Скуэйн. В другой ситуации и ему эта шутка показалась бы смешной, но, точно не в этой обстановке. Гарета превратили в ручного котёнка, а так неловко он не чувствовал себя никогда.
Юлиан проснулся и обнаружил, что Пенелопа давно не спит. Она лежала с приподнятой головой, опираясь на локоть, и рассматривала, как спит Юлиан.
– Увлекательно? – сонно спросил он.
– Никогда прежде не видела, как ты спишь.
Юлиан никогда не мог представить, что окажется вместе с Пенелопой не только в доме Ривальды, но и в той самой каморке, в которой жил осенью, на одной кровати. Её превратили в двуспальную, и теперь она занимала больше половины помещения.
– Должно быть, ужасающее зрелище, – поёжился Юлиан.
– Прекрасен, как и всегда, – улыбнулась Пенелопа.
Юлиан боялся представить, как сейчас выглядит – каждое утро он был растрёпан и помят.
– Я бы ещё поспал, – откинулся на подушку Юлиан, но Пенелопа резко дёрнула его за ногу.
– У нас экзамен завтра! – сказала она. – Просыпайся, нам пора
