— Ты, значит, кто-то вроде принцессы?
— Угу, — сказала Бет. — Меня выдадут замуж за их императора.
— Поздравляю.
— Дик, ну что ты…! Меня ведь никто ни о чем не спрашивал! Выйдешь замуж — и все. И не это важно! Мне разрешили увидеться с тобой, чтобы кое-что тебе передать.
У Дика стукнуло сердце. Брат осёл все-таки хотел жить и жил надеждой.
— Мне сказано передать, что они хотят жизнь за жизнь. То есть, они не убьют тебя, если ты согласишься быть для них пилотом.
Все нутро застонало. Жить! Летать! Господи!
— Шнайдер, то есть, мой дядя, — продолжала Бет, — как глава клана имеет право помиловать тебя, если ты скажешь, что ты убил Лорел ради мести. За Сунасаки, понимаешь?
Дик скрутил косодэ на груди — так, что вода закапала между пальцами.
— Но ведь я не мстил за Сунасаки, — сказал он. — Это неправда. Я думал, что спасаю тебя.
— Да ты что, с ума сошел? — Бет вскочила с лежанки. — Кому какая разница, правда это или нет? Тебя убьют за твою правду! С тобой знаешь, что сделают?
— Нет, а что?
— Не знаю! И думать боюсь! Аэша Ли сказала, что последнего, кто убил тайсёгуна резали на кусочки, а на похороны принесли живого, без рук и без ног! И я не знаю, зачем его принесли на похороны! Мне даже спрашивать об этом было страшно!
«А уж мне-то…» — Дик почувствовал слабость в животе.
Бет шумно потянула носом и сказала:
— Мне велели, чтобы я показала тебе вот это…
Она приоткрыла шарфик, в который куталась, и Дик увидел сбегающую в ущельице между грудей надпись: «тимацури-ни суру».
«Принести жертву».
— Что это значит? — нетерпеливо спросила Бет.
— Да, так фунния какая-то, — Дик ввернул слово, слышанное от Вальдера. — Неразборчиво написано.
— Не ври мне!
— Да нет, честно, чепуха всякая. Бет, ну их. Давай просто так поговорим.
— Дик, что ты несешь? Тебя завтра убьют, если ты не сделаешь как я говорю! А ты тут сидишь и рассказываешь про какую-то правду, и еще предлагаешь просто так посидеть поговорить! Тебя что, Шнайдер слишком сильно приложил по голове?
Она разошлась, уперла руки в бока — и шарфик, которым она стыдливо прикрывалась, соскользнул с плеч. Дик раскрыл рот.
— Ты что, вот так весь вечер и ходила? — спросил он, пока она вертелась, ища выпавший из рук конец шелковой накидки.
— Здесь все так ходят! — огрызнулась она, заматываясь. — Ты, между прочим, без штанов.
— Это другое дело, я их постирал! — возмутился Дик. Потом решил, что надо уточнить: — Они были все в крови.
Тут им опять стало не до смеха.
— Слушай, — сказал Дик. — Ты отвернись, все-таки я их надену.
Бет повернулась к нему спиной и стояла так, пока Дик не сказал:
— Готово.
Он все равно запахнул полы косодэ, потому что легкий хлопок, намокнув, светился насквозь. Бет села рядом на лежанку.
— Ты что, все это время был у него? — осторожно спросила она.
— Угу.
— И что… с тобой… было?
— Ничего особенного, — Дик почувствовал жжение в горле и прокашлялся. — Хватит об этом, Бет. Расскажи лучше, как ты тут жила.
— Да тоже ничего особенного… Меня выковыряли из дома Нейгала, надели шлем — и Моро привез меня к матери. Ко мне приставили одного синоби, Рина Огату… Сейчас занимаются моим образованием, клепают из меня императрицу… Во мне есть какие-то гены, благодаря которым я пилот. Из-за этого один тип, здешний адмирал, хотел бы меня прикончить так, чтобы ни молекулы не осталось, но теперь уже поздно, так что он только скалится. Шнайдеры контролируют Дом Рива, потому что выиграли войну с Кенаном и воспитали Солнце, но половина высоких кланов ненавидит их за то, что они проиграли войну Империи и воспитали Солнце. Они спят и видят, как бы Шнайдеры потихонечку испарились, но Шнайдеры не испаряются, потому что их поддерживают синоби. Против Лорел с Рихардом было уже два заговора, синоби нашли заговорщиков, Шнайдер их повесил. Наверное, ты здорово навредил клану, потому что на Лорел половина всего держалась. Ох, Дик, как же это получилось, что тебе дали добраться до оружия…
— Так и получилось, — сказал Дик. — Ты что, не поняла? Мне подвели Джориана, как левиафана к силовой ловушке. Еще и дали Джориану меч Майлза, чтобы я не забыл завестись. И если бы не… твоя мать… я бы сейчас сидел тут и думал, что чуть-чуть не добрался до Моро. А потом они пришли и предложили бы мне жизнь… и я бы согласился…
— Но ведь сейчас тебе предлагают жизнь. Только Рихард не может сделать это так, чтобы не потерять лицо, поэтому ты должен согласиться на это его условие. Ну пожалуйста, прошу тебя, скажи завтра, что ты мстил за Сунасаки.
— Я не стану для них летать. Так им и предай, пусть решают, что хотят.
Бет стиснула его ладонь.
— Ну, почему ты такой упрямый, а? Неужели ты там выжил, чтобы здесь умереть?
— Может быть, — вздохнул Дик, в свою очередь сжимая ее ладошку. — Кто-то же должен в конце концов сказать им, что они творят. Есть вещи хуже смерти, и они эти вещи делают.
— Послушай, — жалобно сказала Бет. — Может быть, тебе сейчас не хочется жить. Но боль проходит, рано или поздно любая боль проходит, а вот жизнь уже не вернуть. Дик, пожалуйста, не оставляй меня — у меня же совсем никого не будет! Прошу тебя, согласись… Если тебя убьют — я этого не выдержу, я люблю тебя!
Дик посмотрел в ее мокрые глаза и увидел, что она боится. Боится, что он скажет — «у тебя теперь есть родственнички-Рива», боится его потерять, боится остаться одна… Он видел все ее страхи и все ее слабости, и именно сейчас понял, что любит, очень любит ее.
— Ты правду сказала — или это так, чтобы удержать меня?
— Правду.
Дик заключил ее в кольцо своих скованных рук.
— Я тоже тебя очень люблю, — признался он. — Только я все равно не соглашусь. — Пожалуйста, — у нее снова задрожали губы. — Пожалуйста, Дик… Мне страшно! Ну, неужели это в самом деле невозможно — взять и согласиться? А потом мы найдем выход. Мы убежим… Главное — сейчас остаться живым, ведь мертвые никуда не убегут. Дик, ну не будь же ты свиньей — не хочешь жить сам, так хотя бы меня пожалей!
— Бет, извини, не могу я сейчас тебя пожалеть. Я бы очень хотел, но… у меня самого живот сводит от страха. Ты говоришь, я не хочу жить… Нет, хочу. Даже сейчас… До того хочу, что еще минута — и я сдамся на твои уговоры. Поэтому уходи. Я понимаю, ты добра мне хочешь… От этого тошнее всего. Или уходи — или не говори больше таких вещей.
— Но если ты будешь жив — может быть, когда-нибудь нам даже разрешат пожениться. Император разлюбит меня и отпустит… И мы будем вместе…
