когда играются и хотят вокруг до около — пожалуйста, а именно ласки и подобное…мне кажется, что всё это выглядит сухо, однако я старалась. Ну что, пора им быть уже вместе, да? Пусть наслаждаются, там дальше разберутся, что поделать?
Самообман?
Всё меняется, и что-то грядёт. К лучшему? Что останется? Не готова, боюсь. Отменяйте полёт.
Опять она готовит что-то, что медленно и извращённо играется с его рецепторами. Стоит вся такая домашняя в его длинной чёрной рубашке, которая на ней превращается в платье, так игриво скрывающее томные женские изгибы, блестящие локоны спокойно струятся по плечам, поднимающимся и опускающимся, пока она помешивает блюдо лопаткой. Достоин ли он такого счастья? И должны ли демоны в принципе задаваться такими вопросами спустя полгода после их первого настоящего секса?
— Доброе утро, — полным нежности и умиротворения голосом произносит брюнет, крепко обвивая талию своей возлюбленной и утыкаясь в горячую шею влажным после утреннего душа носом.
— Доброе утро, — отвечает ведьма, чуть вздрагивая и опрокидывая голову на плечо мужчины и слегка улыбаясь, — Астарот, милый, я же просила так не подкрадываться. А если бы обожглась от неожиданности? — она заглядывает в светящиеся оранжевым глаза с не остывающим интересом. Да, когда он абсолютно счастлив, его очи иногда меняют оттенок, наверное, поэтому он не умеет ей врать, не всегда может это контролировать. — И почему ты не одет?
Боксеры не одежда, но ему никуда не нужно, он вообще проснулся только потому, что учуял приятный запах жаренного мяса, а прижаться голым торсом к относительно одетой девушке — лучшее, что можно придумать с утра.
— Прости, я не подумал, что ты можешь обжечься. Но сейчас вспомнил, какая ты неуклюжая, и понял, что мне действительно стоит быть аккуратнее, — ухмыльнулся чёртик и получил тычок в ребро. — А насчёт одежды, так ты стащила мою любимую рубашку, не судьба мне одеться.
— Мне она идёт больше, во-первых, во-вторых, нет слуг, и я вынуждена признать, что в твоих тряпках намного круче, чем в платьях, особенно по утрам, — с притворно раздосадованным вздохом сдаётся ведьмочка. — Ну отойди, а то правда дёрнемся неудачно, — замечает блондинка, и он отстраняется, идя к столу.
— Отбивные, да? Деличка, ты — самая лучшая женщина на свете, — жмурится от запаха демон, облизываясь. Осознание того, что ведьма разогнала всех слуг, чтобы порадовать его с утра мясом, которое она не очень-то и любит, рождало в нём необъяснимое тепло.
— Скорее в Аду, — замечает Верховная и усмехается. Прошло достаточно времени, чтобы она могла спокойно об этом шутить. Девушка накрывает говядину с овощами крышкой и убавляет огонь, ставит на плиту чайник и после подходит к демону, который уже раскинул руки для объятий.
— Иди сюда, сладость, — она усаживается сверху, свешивая ноги по бокам и выгибается, когда его большие пальцы массируют плечики. Такая расслабленная, будто ещё не проснулась полностью, полуголая, что несомненно, заводит. — Вот ты рубашку даже застегнуть не удосужилась, а потом будешь мне говорить, что я озабоченный, — показушно хмурится брюнет.
— Да, именно так всё и будет, — хитро прищурившись, отвечает бестия.
Кухня стала, кажется, тем, что их сближает. В оранжерее-библиотеке Корделия отдыхала от его, порой навязчивого, общества, болтала с Мисти и уединялась, чтобы изучать новые для неё заклинания, занималась растениями или же просто размышляла о насущном; в её бывших покоях демон занимался своими делами или встречался с другими чудищами. Но кухня… Тут она обычно называла его криворуким, когда пыталась научить готовить или прибегала на запах горелого. На кухне они ссорились, так, ради разнообразия и кидались друг в друга мукой, развлекаясь, прерываясь на задушевные беседы. Астарот очень ценил это место и всегда тащил её туда под предлогом, что хочет чего-то эдакого и без её надзора ну никак не справится. Делия к этому привыкла и на подсознательном уровне шла после каких-либо недомолвок, зная, что совместная готовка их вновь объединит.
— Ты зачем меня с самого утра дразнишь, провокаторша? — красноглазый фырчит и сжимает маленькую грудь в ладони.
— Мистер демон, Ваша больная фантазия не перестаёт меня удивлять, — улыбается Верховная, резко убирая его руку. — Я встала, чтобы приготовить тебе покушать, не более. А уж то, что ты видишь во мне намёк на секс — не моя проблема.
— У тебя соски стоят, святоша, — скалится мужчина и обводит один из них ногтем. Мурашки табуном проходятся по ней. Утром Корди заводилась легче всего.
— Нечего маячить тут и светить своими мускулами, — порывается встать, но он удерживает за запястья. — И вообще, это ничего не значит.
— То-то же ты всё утро пялишься на мой член, — парирует чёртик, внимательно разглядывая малышку. — Врать ты так и не научилась.
Её взгляд и впрямь моментами падал на крепкий стояк, вызывая разряды по всему телу и тяжесть внизу живота. Каждый раз она вспоминала то первое проникновение и хотела немедленно повторять это снова и снова. То чувство наполненности, будто сейчас разорвёт, та нежность, с какой он рассматривал её и волнение, с каким интересовался, продолжать ли ему, сводили её с ума, неустанно будоражили. У неё всё болело на следующий день, потому что остановиться после одного раза они не смогли. Разные позы, под разными углами, смешивающиеся дыхания, переплетающиеся языки… Астарот, пусть и не вызывал в ней какого-то особого трепета, и она с трудом сумела загнать воспоминания о прошлом глубоко в подсознание, был неоспоримо тем, с кем страсть достигала своего пика. На это влияло множество факторов, начиная от его заботы и возможности не быть осужденной, заканчивая её собственными желаниями хоть раз в жизни не задумываться о последствиях и окунуться в пучину разврата и удовольствий, до селе недоступных такой противно-чистой девочке.
— Тебе показалось, охладись, — фыркнула Делия и подскочила с чувством победы.
— Уверена? — демон тут же поднялся и опрокинул её на стол, заставив ахнуть от неожиданности. Он сдвинул белоснежные трусики и коснулся пальцами внизу. — Так я и думал: вся мокрая, — лыбится брюнет и впивается в любимые податливые губы, спускаясь к шее.
Это было, чтоб его, противозаконно, неестественно, неправильно. У них словно переключатель в голове щёлкал, стоило хоть чуть-чуть оголиться. Возможно, причиной послужило то, что лишь пару месяцев назад ведьма смогла окончательно загнать все переживания в себя и расслабиться, и у них только начался настоящий конфетно-букетный период. Всё с начала и никак иначе, они договорились. Никто ничего не вспоминает, никто ни о чём не жалеет. Он слушает её и уступает, она, в меру своей строптивости, прислушивается.
Астарот, не церемонясь, приспустил
