— Ведь это он был тогда твоим связником в Лондоне, верно?
Отец кивнул, на губах заиграла еле заметная улыбка.
— У него был ты и много других источников во Франции и Германии. Он имел доступ ко всем разведывательным данным, поступающим из Европы в Лондон... Он долгое время был самым тесным образом связан с Церковью, знал Пия до того и после того, как тот стал Папой... В церковных вопросах придерживался традиционных консервативных взглядов... Он наставлял тебя и Локхарта. Вдумайся, отец, только он и может быть Архигерцогом, больше просто некому!
— И ты хочешь сказать, он все еще при деле. Знаешь, это трудно переварить, Бен.
— Трудно переварить то, чем он занимался последние полтора года, заметал следы, тянущиеся из прошлого, подчищал улики. Отец, ты должен помочь мне. Чтобы я мог это доказать... Ведь Саммерхейс тебе доверяет.
— Перестань, Бен, ничего я не знаю. Бог ты мой, только подумать, Дрю Саммерхейс!... Давно все это было, многое позабылось.
— Ты можешь освежить память. Прочти мемуары, оставленные Д'Амбрицци накануне исчезновения из Принстона.
Он кивнул и тихо усмехнулся.
— Да, да, конечно. Но Саммерхейс... ты меня сильно удивляешь, Бен. Ты взял не тот след. Да, я читал записи Д'Амбрицци, и Персик мне рассказывал...
— Я так понял, он тебя подкалывал...
— Так ты говорил с нашим юным Персиком? Это он рассказал о старом пьянице-священнике, который дразнил меня этими бумагами?
Я кивнул.
— А я решил подразнить Персика. Пытал его, пытал, и вот он раскололся. И рассказал, как нашел мемуары. Я прочел. Весьма занимательное чтиво, но не вижу от него особого толка. Да, Церковь спонсировала отдельные ячейки Сопротивления, да, кража предметов искусства имела место, были убийства, были клички и все эти кодовые имена... но все это новости не первой свежести, ты согласен? И что прикажешь с ними делать?
— Это позволило установить личности, — ответил я. — Тебе когда-нибудь приходило в голову, что Коллекционер — это Инделикато? Ты знал, что именно Инделикато был послан Архигерцогом расследовать заговор Пия?
— Может, и знал, Бен. Только это теперь неважно. — Отец поднял голову, новый сильный порыв ветра ударил в стены дома. С пола потянуло сквозняком. — И да, я узнал, что человеком, присланным за Д'Амбрицци, был Инделикато. Разумеется. А я был тем, кто спешно вывез Джакомо из Европы, спасая от преследований Инделикато.
— Хорстман совершил все эти убийства. Ты когда-нибудь сталкивался с ним там?
Похоже, воспоминания эти несколько утомили его, но глаза смотрели живо, и он вроде бы был не против продолжить разговор.
— Нет, не думаю, что встречался. Что неудивительно. Ведь у Д'Амбрицци была такая разветвленная агентурная сеть...
— Ассасины, — подсказал я.
— Называй, как хочешь. Люди у него были. Но все это не имеет ко мне практически никакого отношения, Бен. Знаешь, не мешало бы глотнуть бренди. Нет, не спорь! Для сердца это хорошо.
Я налил нам по рюмочке. И он, откинув голову на спинку кресла, с наслаждением потягивал крепкий напиток.
— Только подумай, отец. Вот было бы здорово, если б нам удалось разоблачить Саммерхейса, открыть истинное его лицо... Ведь он ничем не лучше Инделикато, такой же убийца и заговорщик...
— Знаешь, я устал, Бен. Поговорим об этом завтра. Мне и правда очень любопытно, хочется дослушать эту историю до конца. Но что-то я притомился.
Он медленно встал из кресла. А потом поднялся по лестнице и остановился наверху, на площадке, где были двери на балкон и в коридор, ведущий к спальням. Снег продолжал сыпать и сыпать, сугробы росли прямо на глазах. Из окна было видно, что мою машину тоже засыпало на добрые дюймов шесть.
— Знаешь, у меня идея, Бен. Завтра пойдешь и раздобудешь нам елку. — Он вздохнул. — Мне страшно не хватает твоей сестры, сын. Черт...
* * *
Проснувшись, я увидел, что утро уже в полном разгаре и что отец приготовил нам на завтрак яичницу с беконом. Мы сели за стол. Я воздал должное отцовской стряпне. Вспомнилась сестра Элизабет, она тоже не страдала отсутствием аппетита. Отец поставил на стол кофейник и сказал, что не прочь выслушать историю до конца. Ему любопытно знать, чем же все кончилось.
И я ему рассказал. Рассказал о признаниях Д'Амбрицци за обедом в гостинице, отметив, что был несколько удивлен списком приглашенных на этот вечер. Безусловно, то были самые близкие и доверенные его лица, и все же... Господи, ведь он даже Саммерхейса пригласить не погнушался. Я рассказал отцу все, в мельчайших подробностях и без утайки. В надежде, что он поможет мне разоблачить Саммерхейса, когда до этого дойдет дело. Все, кроме одного: почему должна была умереть Вэл. Не стал говорить, что она узнала всю правду, что ей удалось связать все воедино, что она спешила домой, поделиться своими страшными открытиями с отцом и братом...
Я решил выждать, прежде убедиться, что он сможет все это переварить. И ждал. О Вэл он спрашивать не стал, и я решил подождать еще.
А все остальное рассказал. Как умер Инделикато, как мы его нашли. О том, что Д'Амбрицци был в прошлом Саймоном. О том, как от имени Саймона он отдал последний свой приказ Сальваторе ди Мона... убить кардинала Инделикато.
Отец поднес чашку к губам, да так и застыл. Смотрел на меня запавшими покрасневшими глазами, словно не спал всю ночь.
— Что ж, как человек, сведущий в истории Церкви, могу сказать: Папа, совершающий убийство, не такое уж редкое явление. Устранение главного конкурента — это частенько случалось и прежде. Нет ничего нового под солнцем, равно как и под куполом собора Святого Петра. — Он так и впился в меня усталым взглядом. Что-то с ним случилось. Вчера он был не такой. Мы больше не были врагами, но и друзьями тоже не стали. А вчера мне показалось другое. Что-то встало между нами за эту ночь.
Я рассказал, как Санданато предал Д'Амбрицци, переметнувшись на сторону Инделикато, и тут отец снова заговорил:
— Но ведь все они верили, что поступают правильно, разве нет? В том-то и трагедия, Бен. Это всегда было главной трагедией Церкви. Инделикато, Санданато, Архигерцог, все они хотели для Церкви только лучшего... Д'Амбрицци, твоя маленькая сестренка... даже, насколько я понимаю, Персик тоже хотели только добра... Каллистий был готов убивать ради Церкви в 1943-м, и вот убил сейчас, с той же целью. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Бен? Ты вообще когда-нибудь верил, что есть на свете вещи, ради которых стоит убивать?
— Не знаю. Я никогда никого не убивал.
— Думаю, большинство людей готовы пойти на убийство ради какой-то высокой цели. Впрочем, это вовсе не означает, что все они делают это.
— Сердце Церкви, — сказал я, — это самое сердце тьмы. Я там был. Заглянул в него. Я только что оттуда. И что-то не очень верится, что там много великих людей, готовых творить добро.
