быть, только что провернул неплохую сделку или…
Фотокарточка! Лэйд щелкнул пальцами.
Это был не целлулоид с желатиновым контрслоем, как на всех современных фотокарточках, что выставляют в витринах или держат на рабочем столе. Это была фотопластина на стеклянной подложке и одно только это говорило о том, что снимок сделан не вчера и не на прошлой неделе. Лет двадцать назад, прикинул Лэйд, пристально глядя на фотографию. А то и двадцать пять.
Но Розенберг совсем не стар годами, ему было самое большее тридцать пять. Двадцать лет назад он должен был быть подростком. На фотокарточке же изображен мужчина средних лет, мало того, глядящий на фотографа ясными живыми глазами, не вооруженными ни очками, ни прочими оптическими приспособлениями.
Это фотокарточка мистера Олдриджа. Один из немногих предметов, которые Крамби со своими присными обнаружили в его сейфе после смерти. Мистер Розенберг взял ее себе на память, и водрузил на письменном столе.
Лэйд взял фотопластину в руки, пристально разглядывая, точно та была сомнительного качества ассигнацией, оставленной подозрительным покупателем. Изображение выцвело, местами расплылось, но даже в таком свете было отчетливо заметно, что мужчина, изображенный на нем, не был Розенбергом. Облаченный в хороший костюм, он не улыбался, как это делают фотографируемые, а немного хмурился, словно досадуя, что угодил в кадр, уголки его губы были немного опущены, а отведенная в сторону рука держала то, что сперва показалось Лэйду мазком эмульсии на полях снимка, оставленным пальцем фотографа, но оказалось шляпой – роскошным шелковым цилиндром.
Лэйд ощутил, как его внутренности превращаются в мягкую влажную вату.
Этот человек не должен был здесь находиться. Он часто находился там, где не должен был, но здесь, в простой серебряной рамке, на рабочем столе Розенберга…
- Кио катахи мано нга ревера э хаехае ай а коэ![6] – пробормотал Лэйд, борясь с ощущением того, что изображенный на фотопластине мужчина не только видит его, Лэйда Лайвстоуна, но и наслаждается его замешательством, - Не думал, что мы свидимся, уж тем более, здесь. Ну здравствуй, старина.
[1] Менгиры – вид меголита (примитивного каменного сооружения), вертикальная каменная глыба.
[2] Тур – сооружение примитивной культуры, представляющее собой груду камней конической формы.
[3] Эпсомское дерби – традиционные конные скачки, проводимые в г. Эпсоме (графство Суррей, 25 км. от Лондона) с 1780-го года.
[4] Римесса – платежный документ для международных взаиморасчетов.
[5] Саломея – иудейская царица, потребовавшая у царя Ирода в награду за свой танец отрубленную голову Иоанна-Крестителя.
[6] Kia kotahi mano nga rewera e haehae i a koe! (маори) – «Чтоб тебя разорвала тысяча чертей!»
Глава 21
Тварь оказалась куда более прыткой, чем он ожидал. Копье, которым он метил в центр ее впалой груди, прошло пятью дюймами выше намеченного, лишь задев плечо и сбив ее прыжок. Лэйд выругался сквозь зубы. Проворное отродье. Проворное, мелкое и чертовски опасное.
Тварь заверещала, выгнувшись дугой и запрокинув голову. Ее поджарое тело выглядело легким, высохшим, почти невесомым, точно мумия кошки, которую рабочие из Уэльса замуровали в каменной кладке на счастье, но Лэйд знал, что это обманчивое впечатление. В схватке это создание было опаснее, чем аллигатор весом в полторы тысячи фунтов.
Морда – вытянутая, похожая на развороченную воспаленную рану, из которой вперемешку с гнойниками и язвами торчат бритвенно острые осколки костей. Но это были ее зубы и Лэйд отчетливо видел, как они скрежещут друг о друга, точно ерзая на своих местах. Глаза съежились в черепе настолько, что выглядели пятнами бурого мха, приклеившимися к глазницам. Но они отчетливо видели Лэйда, в этом он готов был поклясться, и видели исключительно в качестве добычи.
Прыжок был мгновенным и страшным. Сухие ноги распрямились беззвучно и с ужасающей силой, придав телу скорость снаряда. Снаряда, который наверняка смял бы все кости в теле Лэйда, угоди он в цель. Однако удар копья в плечо немного нарушил просчитанную траекторию. Тварь врезалась в стену, изрыгая отрывистые душераздирающие вопли. Ее когти со скрежетом прошлись по стене, обдирая уцелевшие панели, тщетно пытаясь нащупать Лэйда.
От нее скверно пахло. Хуже, чем от помойной ямы. Лэйд думал, что давно утратил обоняние, но сейчас, ощутив всю силу миазмов, исходящих от этой твари, ощутил мимолетное головокружение. Необычайная вонь.
Тварь не была покрыта ссохшимися чешуйками, как ему сперва показалось. Это была ее шкура, зловонная, слезающая с нее клочьями, похожая на пересушенную мешковину. Что-то вроде сухого гниения, машинально определил Лэйд. Такое бывает, когда неопытный подмастерье скорняка растянет на крючьях добрый кусок полукожника[1], но, позабыв про свои обязанности, ударится в детские шалости с прочими мальчишками, забыв смачивать ее хромовым раствором. Такая шкура быстро портится, теряя свой вид, превращаясь в зловонную массу, от которой распространяется едкий дух гнили. Из такой не получится уже ни сапог, ни конской сбруи…
Тварь была не только быстра, она еще и быстро ориентировалась в пространстве. У нее ушла четверть секунды на то, чтобы осознать промах, и еще половина чтобы подготовиться к новому. Ее задние ноги, длинные, как у кенгуру, сжались с треском пересохших сухожилий, взводя тело для нового прыжка, в этот раз, без сомнения, сокрушительного. Пасть распахнулась, распираемая бесчестным множеством зубов-осколков.
Пергамент, подумал Лэйд. Она покрыта слоем пергамента, который медленно скручивается и ссыхается, отваливаясь от тела. Вот откуда этот жуткий запах, вот откуда шелест, издаваемый ею при движении…
Лэйд не дал ей второго шанса. Вместо того, чтоб отскочить в сторону, пытаясь спастись от смертоносного прыжка, он рванулся навстречу, вкладывая в этот короткий рывок всю силу корпуса и ног. Он не стал заносить оружие для удара. Твари, населяющие этот мир, часто обладали отменной реакцией, потратив мгновенье на замах, он рисковал обрушить удар в пустоту.
Вместо этого он рубанул от кисти, ударом, который мастера фехтования старой школы называют «mandoble», и который неизменно популярен среди любителей поножовщины в старом добром Скрэпси, слыхом не слыхивавших про испанскую дестрезу[2]. Хороший удар. Даже нанесенный без излишней силы, он пронзил изготовившуюся к прыжку тварь в нижнюю часть живота, почти беззвучно погрузившись в ее складчатый, покрытый слоями гнилого пергамента, живот.
В чем состояли грехи этого человека, прежде чем демон вылепил из него подобное существо? Может, он был медлителен на своем рабочем месте, даром теряя время, оплаченное ему работодателем? Или чрезмерно расходовал бумагу для переписки? Кляузничал? Не уделял внимания инструкциям? Был неряшлив?..
Тварь заверещала, вцепившись в Лэйда острыми
