войне и мире зависят от рационального выбора средств и целей. Оборонительные реалисты утверждают, что государства превыше всего ценят цель выживания и поэтому рационально рассчитывают средства ее достижения. Агрессивные реалисты утверждают, что государства рассчитывают экономическую или стратегическую выгоду от войны в сравнении с ее стоимостью в виде сокровищ и жизней, а также вероятностью военной победы. Если шансы выглядят благоприятными, государства вступают в войну. Государства начинают войну, когда сильны в военном отношении, и выбирают оборону или дипломатию, когда слабы. Эти гипотезы правдоподобны, и мы видели несколько подтверждающих их примеров.
И все же я предпочитаю писать не о государствах, а о правителях, будь то отдельные люди или небольшие группы. Мы видели, что они принимают решения, обладают познанием, эмоциями и ценностями, которых нет у государств. Однако государства важны как политические институты и сети, в рамках которых действуют правители. Они распространяются на гражданское общество, передавая приказы, ограничения и ресурсы в обе стороны - от центра к периферии. Поэтому для рациональной внешней политики необходимы как рациональные лица, принимающие решения, так и некоторая общая согласованность правил и практики этих институтов. Степень согласованности действий государств была различной, и в истории не наблюдалось устойчивой тенденции к большей или меньшей согласованности. Римская республика отличалась значительной согласованностью в принятии военных решений. Правила сената и народных собраний были четкими, как и в некоторых древнегреческих городах-государствах. Китайское императорское государство было достаточно последовательным, поскольку в нем существовало два двора, в одном из которых доминировали император и его родственники, а в другом - дворянско-бюрократическое сословие. Основными проблемами, препятствующими целостности, были отношения между ними, а также огромные размеры империи и кризисы престолонаследия. В феодальных монархиях слаженность зависела от отношений между князем и его ведущими вассалами, которые пользовались значительной автономией. Отношения между ними могли быть гармоничными или дробными и периодически сопровождались кризисами престолонаследия. Теоретически в современных представительных демократиях существуют четкие правила принятия решений о войне и мире, однако размеры и сложность современных государств могут их нарушить - например, хаотичное принятие решений несколькими институтами, ставшее причиной Первой мировой войны, или "теневые" неоконсервативные сети, запутавшие командную цепочку в администрации Буша-младшего, - оба случая снижают рациональность принимаемых решений. Высокий уровень институциональной согласованности встречается довольно редко.
Правители всегда считают свои решения о войне рациональными как с точки зрения средств, так и с точки зрения целей, и, конечно, постараются избежать войны, которую, по их мнению, они, скорее всего, проиграют. Трудно проследить за их мотивами, которые, безусловно, разнообразны. Однако мы можем задать простой вопрос: Выигрывают ли войны те, кто их инициирует? Очевидно, что некоторые не выигрывают, но это может свидетельствовать лишь о понятных ошибках. До нерациональности средств могло бы дойти, если бы инициаторы систематически либо проигрывали их, либо вели очень дорогостоящие войны без победителя. Количественные данные по войнам с 1816 года имеются, и я могу добавить свои исторические случаи.
Мелвин Смолл и Дэвид Сингер пришли к выводу, что в период с 1816 по 1965 год инициаторы побеждали в тридцати четырех из сорока девяти войн, что, очевидно, свидетельствует об относительно рациональном принятии решений. При этом более чем в половине случаев инициатором была крупная держава, нападавшая на мелкую. Из этих девятнадцати столкновений крупная держава инициировала военные действия в восемнадцати случаях и победила в семнадцати. Это неудивительно, поскольку война между акулой и мелюзгой не представляет особого риска для акулы. Когда мелюзга воевала с мелюзгой, инициатор выигрывал в четырнадцати случаях и проигрывал в семи, а когда акулы воевали с акулами, инициаторы выигрывали в трех случаях и проигрывали в пяти. Таким образом, начало боевых действий с меньшей вероятностью приводило к победе, если участники боя были близки по силе. Авторы добавляют, что среди их случаев была только одна патовая война (во что мне трудно поверить).
Рейтер и Стам обнаружили, что в период 1816-1988 гг. победителями стали 56 инициаторов, а проигравшими - только 30. Однако авторы исключили из своего анализа все войны, закончившиеся вничью. Ничья - это действительно проигрыш для обеих сторон, дорогостоящий в человеческих жизнях и деньгах, что делает войну бессмысленной, даже в некоторых случаях самообороны. Если к проигравшим добавить семнадцать инициаторов, которые вели дорогостоящие ничьи, то получится сорок семь проигравших против пятидесяти шести победителей - лишь незначительные шансы в пользу риска войны. Лебоу в своей выборке обнаружил, что инициаторы выиграли сорок шесть, проиграли сорок пять, а вничью сыграли шесть - плохие шансы. А государства, инициировавшие девять крупнейших войн, все их проиграли! В его выборке шансы стали еще хуже: с 1945 года только 26% инициаторов достигли своих целей, причем этот показатель возрастает до 32%, если под успехом понимается просто разгром сил противника на поле боя (как в Ираке в 2003 году). Так, когда Ральф Уайт изучал только войны двадцатого века (после эпохи империализма), он обнаружил, что агрессоры проиграли двадцать, выиграли только пять, а пять раз сыграли вничью - очень плохие шансы. В главе 9 я проанализировал постколониальные войны в Латинской Америке. Инициаторы проиграли шесть войн и выиграли только две. Также было пять взаимных провокаций и пять дорогостоящих тупиковых ситуаций. Все восемь правителей, инициировавших войны, независимо от их исхода, были смещены со своих постов в результате этих войн. Эта печальная история породила "реализм запоздалой реакции" - запоздалое желание урегулировать конфликт не путем войны, а с помощью MID и посредничества.
Поэтому агрессивная война была рискованной: шансы на успех обычно составляли около 50%. Стали бы вы начинать войну с такими шансами? Но сегодня миллионы людей берутся за проекты с мизерными шансами на успех, например, за открытие компаний-стартапов. В США они имеют лишь 60% шансов на выживание через три года, 50% - через пять и только 30% - через десять. В Великобритании эти показатели составляют 40%, 36% и 33%. Учитывая соблазн богатства и автономии, надежда, как и на войне, вечна. Рассмотрим также огромную глобальную индустрию, клиентами которой являются в основном проигравшие. Тем не менее игорный бизнес процветает. Ее валовой игровой доход (ВГО) - разница между доходами и выплатами - растет, и, по прогнозам, в 2022 г. он достигнет 565 млрд. долл. Эта индустрия существует только в том случае, если проигравших больше, чем выигравших. Азартные игроки относятся к риску с пониманием, их возбуждает сам процесс игры, и они надеются на успех. Так и правители, тем более что на войне они обычно играют чужими жизнями. Большинство решений, касающихся войны и мира, принимаются
