гостья, играть на нервах окружающих.
- Зачем пришла, Шёлк?
Визитёр не ответил. Тонкая, с маленькой грудью, изящная, гибкая и похожая то на танцующую тень, то на колеблющуюся струну, Шёлк Вельвет, была его коллегой.
Конечно, её допуска – как и вечного любопытства и профильных навыков патентованного мошенника – хватало, чтобы знать, почему сейчас напивается Горын Храбрин, воин из рода бойцов.
Точнее, предполагать с достаточной степенью достоверности.
Та тихо, мелодично, намеренно медленно, и одновременно раскатисто, демонстративно “прикрывая” рот тыльной стороной ладони, рассмеялась.
- Божечки-кошечки, я и не думала, что ты так деградировал на этой работе, Храбрин. Всего-то проигрыш поступающему, всего-то пяток сломанных брюшных рёбер…
Горын привычно пропустил большую часть речи Шёлк мимо ушей. Как боец из профессиональной семьи, он прошёл достаточное обучение в детстве, отточенное в последующей жизни, чтобы знать, как это опасно – разговаривать с собеседником вроде Шёлк, позволяя ей вести.
Намёк там, оговорка здесь. И вот, ты уже думаешь, почему она упомянула брюшные рёбра? Намекает на генетическую отсталость семьи Храбриных? Или просто на недостаточную чистоту крови, разбавленную древними генетическими манипуляциями?
И что она рассчитывает получить, наводя его на эти мысли? Хуже, чем с ворами или волшебниками, общаться только со жрецами, сочетающими развитые социальные навыки с привязкой к домену ментально-информационного типа.
Спираль рефлексии, опасная штука.
-… всего-то один пропущенный удар двуручника от парнишки со средней силой.
Храбрин, не глядя, выдернул из-под стула, на которой сидел, приклеенную на двусторонний скотч пулю для пращи. Роскошное орудие убийства весом в четырнадцать грамм, превосходящее в убойной мощи выкапываемые из бункеров Древних la grenade даже без использования пращи.
Изобразил бросок.
Шёлк, “испуганно” всплеснув руками, отшатнулась.
- Ты его смотрела? – жестким тоном спросил воин.
Бархат только кивнула и сменила позу на расслабленную, почти провокационную. Как будто её тонкая, грубоватая разве что по сравнению с эльфами и прочей нелюдью, фигура, окутанная угольно-чёрным комбинезоном с функцией пассивного сокрытия тепла и рассеивания внимания наблюдателя, могла вызвать у кого-то эротические ассоциации.
По крайней мере, Храбрин, как человек, знакомый с пятнадцатой наследницей семьи Бархат, практически с детства, не вёлся.
Что до прочих… естественный отбор любит идиотов.
- По виду, обычный силовой боец. Подросток в тяжёлых латах с двуручником, неуклюжий, но сильный, чем не баян? Плюс, в паре с ним жрица, в таком же ширпотребе.
- Снаряга?
- Что-то куплено здесь, что-то куплено у ПК-шников. Не именное, не клеймённое, не пользованное. И, конечно, никаких чар или редких материалов.
- А сам? Не “по виду”? – на последних словах, воин изобразил пальцами обеих рук кавычки.
На этот раз, он не морщился от боли, хотя двигал рукой на пострадавшей стороне тела.
Не такая уж большая боль для пусть и человека, но потомственного носителя классового шаблона “воин”.
- Моторика у парня… странная. Явно скоростной боец, есть остатки рефлексов на фехтования “близняшками”, причём, клинковыми. Но в самой хватке двуручника, в манерах атаки явно есть следы копья. Явно умеет в уклонение, плюс хорошая сфера восприятия. Скрытые атаки, ловушки, невидимость – явно на них заточен.
Храбрин кивнул, принимая информацию к сведению.
Не то, чтобы Шёлк сказала что-то качественно новое. Всё же, хотя это и было большой удачи – после того, как Горын выбыл, его в экзаменационном поединке подменила Шёлк – слова не могли сказать чего-то важного.
Слишком устаревший язык. Слишком медленный, малоинформативный, искажающий информацию.
Однако, Шёлк не только говорила словами.
Всё же, вор и воин – это такая же классическая связка, как воин и жрец. Настолько классическая, что количество вариаций в ней, ориентированных на добычу информации, выживание на поле боя, нанесение максимального урона или другие цели, воистину огромно.
- Следопыт? – вслух спросил Храбрин – Но откуда копьё? И что за аура?
- Думаю, какая-то мульта следа и монка. Странно, нелепо, но почему нет? Плюс, это может быть не копьё, а какой-то странный посох.
Горын не ответил.
Шёлк в очередной раз озвучила банальную истину. Кому, как не бойцу, было знать, что ряд оружейных школ и стилей не делают принципиальной разницы между копьём и посохом одинаковой длины? Вся разница, мол – только в большей смертоносности тычка. И типе бокового урона наконечником.
- Думаешь, шпиён?
Шёлк разочарованно вздохнула.
- Нас вспомни. Тут каждый третий чем-то стрёмен. Если всех в шпионы записывать – свихнёшься от паранойи. Скорее, просто беглецы.
- От кого? Ладно, беглый “рейн”. Но жрица-то причём?
- Ну-у – протянула Шёлк, присаживаясь, соскальзывая ему на колени, обхватывая своими ногами его ноги, сводя их ближе – я знаю пару вариантов.
Почувствовав, как маленькая ладонь скользит по его паху, прикрытому только армированной пластиковой сеткой толстой тканью одетых на голое тело домашних штанов, Храбрин закатил глаза.
Да, бывали варианты и похлеще.
Например, вор и воин из давно сотрудничающих семей, после пары боевых миссий сбежавшие из родных краёв.
Типичный выбор выбраковки своих родов – образовать устойчивую пару и сбежать.
Можно, в другом порядке.
- Ого – игриво сказала Шёлк, сгибаясь в поясе так, что, сидя у него на коленях, головой склонилась почти к самому паху – а ты полон сил.
Интерлюдия чёт.
Мелори вздрогнула всем телом.
Раз.
Другой.
Трижды за секунду.
Четыре.
Пять.
А затем затряслась всем телом, пропадая и исчезая из поля зрения, заставляя камень под окружающими ныть и визжать, провожая в последний путь измельчающийся песок под ней.
Остальные попадали кто где, беззвучно крича и плача от боли.
Боли не тела. Боли разума.
Картины, нарисованные зрением, что видело грядущее.
Симфония звуков и запахов из вариаций будущего.
Гармония боли с и смерти и багрово-красных и чёрных морей на концах каждой из увиденных ветвей.
Нет в языке, нет в образе человеческого разума того, чтобы описать, что видит пророк.
Не для людей создан этот инструмент. Не для разума, близкого к людскому.
Кто-то говорит, что будущее линейно. Идиоты.
Кто-то говорит, что будущее подобно ветвящемуся дереву, где ствол – настоящее и сущее, а с первой ветвью развилки вариантов, начинается будущее. Имбецилы.
Кто сказал, что прошлое едино, тот не пытался установить явление по десятку летописей или показаниям очевидцев? Прошлое – это переплетение корней, где наблюдатель видит лишь один, и есть некий общий условный “ствол” консенсуса, взгляда на прошлое. Это дебилы. Они же – люди. Умнейшие из них. И равные таковым.
Кто-то, может сказать, что происходящее – море, или, умозрительно, сфера. Раскрашенная в области разного цвета, когда
