в Англию с оккультными целями и даже научился американскому акценту - соотечественникам в Лондоне отчего-то не доверяли. Доктор Генри Слэйд, магистр Клуба адского пламени[7], гроссмейстер спиритуализма, высший медиум пятой ступени… Я успел дать восемь больших представлений в Лондоне. По моим подсчетам, мне оставалось дать еще пять, чтобы обеспечить себя до конца жизни. Уже было присмотрено подходящее поместье в Брентвуде, уже я советовался с маклерами, раздумывая, какие ценные бумаги приобрести, чтоб выгодно вложить средства… У меня не было причин сомневаться в успехе. Газеты трубили обо мне, воспевая славу великого Генри Слэйда, человека, покорившего эфир, опередившего науку, нащупавшего в мироздании нити, управляющие материей. Я был расчетлив, мистер Тармас. Уж точно расчетливее всех тех проходимцев, которые орудовали тайными зеркалами и магнитами до меня. Публика пресытилась магией и уже не верила в подобного рода фокусы, я же предвосхитил время, объявив свои трюки наукой. Таинственные энергии, мироздание, материя… Это был беспроигрышный козырь. Козырь, который на каждой взятке приносил мне горсти золотых монет и неизменно возвращался обратно в руку.
Пастух издал отрывистый возглас, похожий на звериный.
- Нет! Замолчите!
Он уже не выглядел ни грозным, ни самоуверенным. Он был оглушен, испуган, сбит с толку и растерзан. Доктор Генри знал, что ему лучше замолчать, хотя бы из милосердия, но уже не мог этого сделать.
- Вырвавшиеся из-под контроля энергии часто губят своих хозяев. Меня погубила жадность. А может… Может, я просто не в силах был расстаться с этим образом – образом владыки мира. Упоительное чувство. Поверьте, человека, которого трижды вызывали на бис в Олд-Вике при полном аншлаге, не соблазнить даже чистейшим рыбьим жиром – он уже побывал на пике блаженства. Я наслаждался своим могуществом, доподлинно зная, что все оно заключено в парочке никчемных фокусов. В тот миг я чувствовал себя… Левиафаном?
- Замолчите!
- Это и погубило меня в конце концов. Увлекшись, я слишком задержался в Лондоне и дал возможность недругам, соперникам и завистникам объединиться, превратившись в загонщиков. Первым был профессор Ланкастер. Первым, но не последним. Они устроили шумиху в прессе, писали опровергающие статьи, высмеивали меня, травили… Был бы я умен, сбежал бы на свою вымышленную родину, в Америку, или еще подальше. Но маги обычно чертовски самоуверенны, и я не был исключением. В скором времени дошло до суда на Боу-стрит, на котором Доктор Генри Слэйд, хоть и находился на сцене, выступал уже не властителем материи, а обвиняемым. Это был не очень долгий процесс. Они нашли столяра, который изготовил для меня стол с секретом, нашли подручных и ассистентов, чьей помощью я пользовался, нашли даже мои технические чертежи. Это было более чем довольно. Мировой судья Флауэрс, почтенный джентльмен, приговорил меня к трем месяцам заключения и исправительным работам. В некотором смысле я легко отделался, но капитал мой был потерян. Вчерашние обожатели смотрели на меня с отвращением, мальчишки улюлюкали вослед и норовили сбить с головы цилиндр, прежние покровители писали отвратительные пасквили. Лондон вдруг сделался слишком мал для меня, титана спиритуализма и всемирно известного медиума. И догадайтесь, что я сделал?
Пастух ничего не сказал. Он молча раскачивался, обхватив голову руками.
- В Европу мне был путь заказан, европейские газеты потратили немало чернил и яда, воспевая подвиги Доктора Генри Слэйда, властителя вселенских тайн. В Америке меня тоже никто не ждал, тамошняя публика любит шоу с пальбой и полуголыми девицами в духе Буффало Билла, мои фокусы не снискали бы мне славы. Тогда я обратил взгляд в другую сторону, не на Запад, но на Восток. Английские колонии – вот что пришло мне в голову. Отдаленные уголки Туманного Альбиона, до которых еще не успела добраться моя слава. Там я смог бы стяжать себе известность и деньги. Вернуть утраченное. Пройти по этому пути еще раз, но уже куда осторожнее. Я немедля заказал билеты до самой большой английской колонии за океаном, которую только смог найти в справочнике. До Нового Бангора. Я еще не знал, что самый большой в моей жизни фокус будет разыгран не мною, а надо мною.
Он едва не отшатнулся, увидев взгляд Пастуха – тяжелый свирепый взгляд животного.
- Значит, все это время вы… Вы…
- Без сомнения, Ему свойственна ирония. Уж я-то доподлинно это знаю. Он пригласил меня в Новый Бангор, чтобы показать настоящее мастерство иллюзиониста. Вот только трюки у него будут посложнее и нигде не видно тайных зеркал…
Пастух застонал сквозь зубы. Точно его меняющееся тело только сейчас начало испытывать боль, обретя нервные окончания.
- Какой же я болван. Какие же мы все… Плевать! – он резко поднялся, так, что зашедший в переулок бродячий кот прыснул прочь, - Плевать, слышите? Есть у вас сила или нет, вы нужны нам. Нужны клубу «Альбион».
- Я уже сказал вам, вы зря надеетесь на мои силы. Единственная сила, которая у меня есть, это сила обмана. И это не лучшее оружие против Него, вам ли не знать?
Пастух вновь попытался оскалиться, но получилось у него это как-то жалко, неестественно. Такая гримаса не напугала бы и ребенка.
- Может, у вас нет силы, но есть кое-что другое, - забормотал он, - Вы единственный из всех нас, кого Он не сцапал! Значит, Он нашел в вас что-то… Выделил. Отметил. Возможно, вы сможете передать это нам. Расшифровать, научить… Мы готовы учиться, готовы терпеть, если надо, мы…
Голос его из угрожающего сделался едва ли не жалобным. Он боится, понял Доктор Генри, боится до дрожи. Как нелепо и жутко это выглядит – человек, который привык контролировать все вокруг, самоуверенный и сильный, обнаружил, что более не властен над собственным телом. Более того, не властен отныне над самим собой.
- Я не вернусь в «Альбион», - отчетливо произнес Доктор Генри, - Извините, Тармас. Я… не могу.
- Вы должны! – узловатые пальцы Пастуха стиснули запястье Доктора Генри, едва не сломав, - Вам нужно раскаяние? Мы раскаиваемся, Доктор! Мы принесем извинения! Мы готовы все повторить. С начала. Столько раз, сколько потребуется. Вы будете нашим учителем, нашим светочем, нашей надеждой. Мы всего лишь…
- Нет, - слово получилось сухим, как стук гильотины. И оно словно обрубило те невидимые нити, что связывали Доктора Генри с корчащимся у его ног Пастухом. К своему стыду Доктор Генри испытал от этого облегчения, - Я ничем не могу помочь вам. Ни вам, ни Графине,
