веток и сучьев.
Однако внизу Бобровка оказалась настолько мелкой, что лодка едва ли не бороздила по дну. Сергей понял, что если еще и сам в нее залезет, то точно никуда не уплывет. Оставалось одно. Умостившись на травянистой кочке, он снял сапоги и штаны, кинул их на корму. Потом шагнул в воду, взялся за привязанную к носу веревку — и двинулся вперед, разгоняя ряску и поднимая с илистого дна пузырьки газа. В самых глубоких местах здесь было всего-навсего по колено. Хотелось надеяться, что дальше речка всё же примет свой обычный вид — пусть не сразу, постепенно. Впрочем, Сергей был готов топать пешком хоть весь остаток дня — лишь бы выйти в конце концов к долгожданному селу.
А бобр-хозяин, похоже, и впрямь решил ему благоволить. То слева, то справа слышалось журчание: это в отощавшую речушку впадали большие и малые ручьи. Не прошло и часа, как русло расширилось и углубилось настолько, что усталый скиталец смог-таки сесть в лодку и снова грести. Еще через час Бобровка выглядела уже совершенно привычно: высокие берега, порой переходящие в обрывы, рослый лес по обеим сторонам, многочисленные повороты, изгибы, петли...
Снова стали встречаться скопления коряг и топляков, а один раз попался довольно плотный завал из сцепившихся вместе стволов. Справа, под обрывистым берегом, имелась щель, в которую можно было бы протиснуться, кабы не мешали раскоряченные ветви. Сергей решил прибегнуть к помощи топора, но, к своему удивлению, не смог его найти.
А в следующую секунду над окрестностями прогремело забористое ругательство.
И неудивительно: топор-то так и остался на плотине, где Сергей его выронил! В воображении, точно наяву, возникла картинка: конец топорища, торчащий из переплетений веток и сучьев...
С полминуты бедный старпом только и делал, что клял всё на свете, и в первую очередь — свою собственную безголовость. Даже по лбу себя пару раз стукнул. Шутка ли — потеря такого важного инструмента! На душе сделалось тоскливо.
Как же быть? Неужели обратно возвращаться? Похоже, что придется. Черт, но это же еще два часа терять! Даже не два, а четыре! В общем, весь остаток дня насмарку... А если окажется, что топора там уже нет? Вдруг его бобры утащили?
Перед внутренним взором опять выплыла седая морда хозяина Бобровки. Взгляд черных проницательных глазок на этот раз светился хитроватой лукавинкой. Сергею даже показалось, будто речной патриарх ему подмигивает...
Стоп! А что если так оно и задумано? Может, от Сергея требовалась какая-то жертва, чтобы Великий Бобр его пропустил и отпустил? Вот и пришлось с топором расстаться. Наверное, это было неизбежно. Нужно смириться с потерей — наоборот, быть благодарным за то, что дух-тотем принял жертву. А если начать противиться, пытаться во чтобы то ни стало вернуть свою собственность — кто знает, к чему это приведет? Рассердится старик и опять начнет кругами водить. Скорее всего, Сергей даже и до плотины не доберется — снова переместится черт-те куда. Нет уж, увольте...
Он обернулся, окидывая взглядом речное русло, потом склонил голову и проговорил смиренно:
— Прости меня, Отец Бобр, за такие недостойные мысли... не сердись... Это я по глупости своей человеческой... Я всё понял. Обойдусь как-нибудь без топора. Только отпусти меня, прошу... пожалуйста...
И Сергею вдруг показалось, будто вся речка ему улыбнулась — широкой, радушной улыбкой, блеснув рыжими резцами, топорща в стороны длинные седые усы... и почему-то навевая ассоциации с книжкой про приключения Алисы в Стране Чудес.
«Чеширский Бобр!» — мяукнула в голове задорная мысль.
Сергей тоже улыбнулся речному хозяину в ответ.
— Спасибо... — прошептали обветренные губы.
...Сквозь завал пробраться всё же удалось, несмотря на отсутствие топора. Пришлось, правда, перетаскивать лодку через стволы, но это давно уже стало привычным делом. Можно было обойти по левому берегу, но Сергей вновь вспомнил про то, как два (или три?) дня назад они решили не оставлять непройденным ни одного участка реки, и на всякий случай предпочел придерживаться этой стратегии. Оставалось только надеяться, что на пути не встретится такой завал, через который и с топором-то не прорубишься, а уж без топора — и подавно.
Благополучно преодолев препятствие, Сергей первым делом вновь поблагодарил хозяина Бобровки. Потом запустил руку за пазуху, вытащил серебряный крестик, задумчиво посмотрел на крохотную фигурку распятого Иисуса.
— Прости меня, Господи... — проговорил он.
Всё это время ему не давала покоя одна неотвязная мысль: хозяин реки, Великий Бобр, дух-тотем... ведь всё это — форменное язычество. Как же увязать его с христианством? По всему выходило, что никак. Для христианской веры всё языческое — это бесовщина. Поэтому Сергей и не знал, как ему быть. Не хотелось гневить ни здешнего древнего духа, ни православного Господа Бога, хотя старпом и понимал, что пытается, как ни вертись, усидеть на двух стульях... Должно быть, нечто подобное чувствовали его далекие предки после крещения Руси: вера отцов и дедов еще долго жила в их душах — вот и молились они поочередно то Иисусу Христу, то Перуну с Велесом...
Хотя, может, надо было поступить совсем не так? Может, следовало вытащить крест, сунуть его под нос бобру и провозгласить: «Изыди, бес!» — и трижды перекрестить сатанинское отродье, дабы сгинуло оно восвояси?..
Сергей устыдился и даже испугался таких мыслей — и тут же отогнал их прочь. Нет уж, не стоит навлекать на себя гнев хозяина этих мест, тем более сейчас, когда только-только забрезжила надежда...
Ему вспомнился эпизод из книги Федосеева «Злой дух Ямбуя», где главный герой, геолог, спрашивает старуху эвенкийку: почему она продолжает молиться духам несмотря на то, что ее давным-давно окрестили в православную веру? На что старая мудрая женщина отвечает примерно следующее: «Кому нужен твой Христос? Он шибко далеко на небе — как выпросить у него добра? Другое дело духи: они живут здесь, в тайге, — всё видят, всё знают. И не терпят, чтобы над ними смеялись. Разгневаешь — пошлют грозу, голод, мор, ребенка отнимут, угонят оленей. А хорошо о них будешь думать — подарят удачу. Им всё дано...»
Поэтому он еще раз попросил прощения и у языческого духа, и у православного Бога, а в дальнейшем старался как можно меньше зацикливаться на этой сложной дилемме.
К вечеру погода начала портиться: поднялся ветер, нагнал откуда-то облаков. Солнце то скрывалось за ними, то снова выглядывало, как бы подбадривая приунывшего путника.
А Сергей сидел и разминал правую руку: от непрерывной гребли ее свело судорогой пониже локтевого
