— Спасибо, — сказал Линли, кладя отчет на стол.
— Дневная работа обычно превосходно сочетается с фирменными блюдами, — заметил Ханкен и кивнул на принесенные Линли бумаги. — Ну и что мы имеем?
Линли не думал, что они поимеют нечто стоящее, но вспомнил трех персонажей, которые, как ему пришлось признать при всех его личных сомнениях в данной версии, резко выделялись из множества других. Один из них работал на Мейдена осведомителем. А двое других, второстепенные темные лошадки, проходили как мелкие нарушители в расследованных Мейденом делах, но по монаршему соизволению избежали отсидки в тюрьме. Осведомителя звали Беном Венаблесом. А темных лошадок — Клиффордом Томпсоном и Джаром Бриком.
По пути к «Черному ангелу» Ханкен вполне освоился со своей новой версией. Мейден, заявил он, далеко не дурак и не стал бы лично лишать свою дочь жизни, как бы сильно ему ни хотелось ее смерти. Он заказал эту грязную работенку одному из типов, с которыми якшался в былые времена, а потом направил полицию по ложному следу, заявив, что ему хотят отомстить посаженные им же преступники или вышедшие на свободу киллеры, и тем самым отвлек внимание следствия от этих темных лошадок, не имевших никаких причин для мести. Подобный ход выглядел весьма хитроумным. Поэтому Ханкену и хотелось просмотреть отчет по Особому отделу, чтобы проверить, не упоминаются ли имеющиеся там фамилии в регистрационных журналах местной гостиницы.
— Вы же понимаете, что такое развитие событий вполне вероятно? — спросил Ханкен. — Наняв одного из тех парней, Мейден легко мог бы дать точное описание места, где его дочь собиралась устроить стоянку.
Линли хотел было возразить, но воздержался. Энди Мейден, как никто другой, понимал, насколько рискованно связываться с киллером. И то, что он мог пойти на подобный риск, чтобы избавиться от собственного ребенка, чей стиль жизни счел недопустимым, казалось совершенно невероятным. Если бы Мейден захотел уничтожить Николь, убедившись, что не сможет отговорить ее от избранного стиля жизни, он не стал бы подключать к этому делу какого-то мерзавца, особенно мелкого пошиба, который легко расколется и во время расследования укажет пальцем на него самого. Нет, если бы Энди Мейден хотел избавиться от своей дочери, то сделал бы это собственноручно. И тогда они не нашли бы ни малейшего свидетельства его виновности.
Пока Ханкен читал отчет, Линли вяло ковырял вилкой остывающую свинину. Его напарник быстро проглотил свою порцию. Он одновременно покончил с обедом и отложил отчет.
— Венаблес, Томпсон и Брик, — удовлетворенно произнес он, явно придя к заключению, сделанному и самим Линли. — Но по-моему, нам стоит проверить, нет ли и остальных преступников в регистрационных записях.
Так они и сделали. Взяв записи за прошлую неделю, они сверили фамилии всех постояльцев гостиницы с фамилиями, представленными в отчете Хейверс. Поскольку ее отчет охватывал более двадцати лет работы Энди Мейдена в полиции, проверка заняла у них довольно много времени. Но их усилия не увенчались успехом. Они не обнаружили в списке постояльцев ни одной фамилии из отчета Барбары Хейверс.
Тогда Линли заметил, что, если кто-то и прикатил сюда, чтобы убить Николь Мейден, он вряд ли стал бы регистрироваться в местной гостинице под собственным именем. Ханкен признал, что это справедливое предположение. Но вместо того чтобы совсем отказаться от версии о наемном убийце, остановившемся в гостинице и бросившем тут куртку и плащ своих жертв, он уклончиво сказал:
— Ну конечно же. Давайте-ка съездим в Бакстон.
Но Линли интересовало, когда же они отправятся в Бротон-мэнор. Неужели они отбросят другую более чем вероятную версию ради… чего? Ради преследования кого-то, кого, возможно, вообще не существует?
— Убийца существует, Томас, — ответил Ханкен, вставая. — И у меня появилась идея, как нам найти его в Бакстоне.
Барбара взглянула на Хелен.
— Но почему вы позвонили мне? Почему не инспектору?
Хелен сказала:
— Спасибо, Чарли. Будьте любезны, позаботьтесь, пожалуйста, о доставке каталогов с обоями обратно в магазин. Я отметила там выбранные образцы.
Дентон кивнул:
— С удовольствием, — и удалился из гостиной, не забыв забрать свой компакт-диск и выключить стереосистему.
— Слава богу, что Чарли обожает феерические постановки Уэст-Энда, — заметила Хелен, когда они с Барбарой остались одни. — Чем больше я узнаю его, тем больше бесценных качеств в нем обнаруживаю. И кто бы мог подумать, что все окажется именно так? Ведь когда мы с Томми поженились, я очень сомневалась, что смогу ужиться с этим своеобразным камердинером или, вернее, с тем преданным господину вассалом из девятнадцатого века, роль которого старательно разыгрывает Чарли Дентон. Но оказалось, что он просто жизненно необходим. Как вы только что сами убедились.
— Почему, Хелен? — вновь спросила Барбара, не отвлекаясь на легкую болтовню хозяйки дома.
Лицо Хелен смягчилось.
— Я люблю Томми, — вздохнув, ответила она. — Но он не всегда прав. Как, впрочем, и любой человек.
— Но он вряд ли одобрил бы то, что вы решили поделиться этими сведениями со мной.
— Да. Но ничего. Я справлюсь с ним. — Хелен махнула рукой на клавир. — А что вы думаете об этом?
— С точки зрения убийства?
И когда Хелен кивнула, Барбара прикинула возможные варианты ответа. Насколько она помнила, Дэвид Кинг-Райдер покончил с собой сразу после премьеры его постановки «Гамлета». Со слов его сына она поняла, что в тот самый вечер его новая рок-опера имела потрясающий успех. И тем не менее он покончил с собой. Рассмотрев этот факт в свете подлинного авторства музыки и текста, а также в свете странной истории, рассказанной Вай Невин о том, как попал оригинал в руки Терри Коула, Барбара пришла лишь к одному логичному заключению: кто-то знал, что Дэвид Кинг-Райдер не писал ни текста, ни музыки к этой опере, хотя и выпустил ее под своим собственным именем. И знания этого человека подкреплялись имевшимся у него авторским клавиром. А поскольку тот звонок, на который случайно ответил Терри Коул в телефонной будке на Элвастон-плейс, раздался в июне, незадолго до премьеры «Гамлета», Барбара, естественно, сделала вывод, что звонок тот предназначался вовсе не Мэтью Кинг-Райдеру, якобы мечтавшему разжиться деньгами благодаря новой, не оговоренной в завещании отца опере, а самому Дэвиду Кинг-Райдеру, поскольку именно ему отчаянно хотелось заполучить оригинал и скрыть от мира тот незатейливый факт, что он присвоил себе чужое произведение.
Почему еще мог бы Кинг-Райдер решиться свести счеты с жизнью, как не потому, что, опоздав на пять минут, он не услышал того жизненно важного звонка? Почему еще он мог бы убить себя, как не потому, что вдруг понял: несмотря на то что он заплатил шантажисту, обещавшему позвонить ему и сообщить, где забрать пакет, — теперь из него будут вымогать деньги ad infinitum.[77]Или, еще того хуже, подкинут разоблачающий оригинал в бульварные газетенки, которые и так уже поносили его долгие годы. Вполне естественно, подумала Барбара, что он предпочел покончить с собой. Ведь он понятия не имел о том, что на предназначенный ему звонок ответил Терри Коул. И не знал, как связаться со своим тайным шантажистом, чтобы выяснить, что произошло. Поэтому, немного опоздав к телефонной будке на Элвастон-плейс и не дождавшись нужного звонка, он решил, что жизнь его кончена.
