0
Джейми сказала:
— Ты рожден под единственным знаком гороскопа, который не является живым существом.
— Что ты имеешь в виду? — ворчу я.
— Ты — Весы, — сказала она. — А весы — неживые.
Я лежал и думал: «Интересно, на что она намекает?» Я лежал и думал: «Я хочу трахнуть ее еще разок».
— Но я всегда считал себя Козерогом, — вздохнул я.
Мы лежали на лужайке, по краям которой росли деревья в красках осени, и я прикрывал глаза рукой от яркого и все еще жаркого солнца, пробивавшегося сквозь листву; наступил сентябрь, лето кончилось, мы лежали на лужайке кампуса и слышали, как кто-то блюет в комнате с открытым окном на втором этаже Бут-Хауса, а из другого окна звучит Pink Floyd — «Us and Them» — я снял рубашку, а Джейми кое-как растерла крем для загара по моей спине и груди, и я думал обо всех девушках, с которыми я переспал за это лето, группируя их попарно, распределяя по категориям, удивляясь случайно обнаруженным аналогиям.
У меня онемели ноги, и тут проходившая мимо девушка сказала, что ей понравился рассказ, который я зачитал на занятиях по писательскому мастерству, Я кивнул, не удостоив девушку особенным вниманием, и она пошла дальше. Я нащупал презерватив, лежавший в моем кармане. Я принял решение.
— Я уйду с этого курса, — сказал я Джейми.
— Нет будущего, нет будущего, нет будущего — у тебя![122]— напела в ответ Джейми.
И теперь в номере миланской гостиницы, я вспоминаю, как я расплакался в тот день на лужайке, потому что Джейми сказала мне кое-что, нашептала мне на ухо так непринужденно, словно могла поделиться этим с кем угодно: она шептала о том, как ей хочется взорвать кампус «ко всем чертям собачьим», и о том, что это она виновата в смерти своего бывшего бойфренда, и о том, как кое-кому неймется полоснуть по горлу ножом Лорен Хайнд, и обо всем об этом она рассказывала, как будто это были сущие пустяки. Исповедь Джейми прервало появление Шона Бэйтмена, принесшего упаковку пива Rolling Rock. Шон лег рядом с нами и принялся щелкать костяшками пальцев, и мы закинулись колесами, и я лежал между Шоном и Джейми, которые время от времени обменивались одним им понятными взглядами.
В какой-то момент Шон прошептал мне на ухо:
— Все парни считают, что она — шпионка.
— Ты многого добьешься, — прошептала мне Джейми в другое ухо.
Воронье, крылатые тени, кружились над нами, а в небе летел маленький самолетик, оставляя за собой след, похожий на эмблему Nike, и когда я наконец приподнялся, сел и посмотрел, что происходит, на другой стороне лужайки, рядом с Концом Света, я увидел съемочную группу. Казалось, что они не вполне уверены, в какую сторону им направиться, но Джейми помахала им рукой и они живо нацелили камеры на нас.
1
На следующий день помощники продюсера из французской съемочной группы накачали меня героином и отправили в Милан на частном самолете, который предоставил некто, которого все называли «мистер Лейзер», а пилотировали самолет два японца. Мы приземлились в аэропорту Линате, и помощники продюсера поселили меня в гостинице «Principe di Savoia». Хотя была пятница, в городе наблюдалось безлюдье — сезон уже давно кончился. Меня заперли в люксе под охраной двадцатитрехлетнего итальянца по имени Давид, вооруженного «узи». Съемочная группа, судя по всему, остановилась в районе, который называется Брера, но никто не потрудился оставить мне номер телефона или адрес, и только режиссер раз в два-три дня заглядывает ко мне. Как-то раз на одну ночь Давид перевозит меня в гостиницу «Diane», но затем мы возвращаемся назад в «Principe di Savoia». Мне говорят, что съемочная группа в настоящий момент снимает натуру возле La Posta Vecchia. Мне говорят, что они уедут из Милана через неделю. Мне говорят, что я должен отдыхать и ни о чем не думать.
2
Я звоню моей сестре в Вашингтон, округ Колумбия.
В первый раз срабатывает автоответчик.
Я не решаюсь оставить сообщение.
Во второй раз отвечает сама сестра, но у них там глубокая ночь.
— Салли? — шепчу я.
— Алло?
— Салли? — шепчу я. — Это я. Это Виктор.
— Виктор? — стонет она. — Ты знаешь, сколько времени?
Я не знаю, что сказать, и вешаю трубку.
Позже, когда я звоню снова, в Джорджтауне уже утро.
— Алло? — отвечает Салли.
— Салли, это снова я, — говорю я.
— Почему ты шепчешь? — раздраженно спрашивает она. — Где ты?
Услышав ее голос, я начинаю плакать.
— Виктор? — говорит она.
— Я в Милане, — шепчу я в промежутках между всхлипываниями.
— Где-где? — спрашивает она.
— В Италии. Молчание.
— Виктор? — начинает она.
— Да? — говорю я, утирая лицо.
— Это розыгрыш?
— Нет. Я действительно в Милане… Помоги мне.
После короткого молчания ее интонация резко меняется и она говорит:
— Кто бы это ни был, у меня больше нет времени.
— Нет, нет, нет — подожди, Салли!
— Виктор, встречаемся за ленчем в час, хорошо? — говорит Салли. — Чего ты такое несешь?
— Салли, — шепчу я.
— Кто бы это ни был, я прошу вас больше не звонить мне.
— Погоди, Салли…
