Царская процессия въезжает в столицу. Во главе едет верхом сам император, окружённый великими князьями и иностранными принцами. За ними в позолоченных каретах XVIII века — императрицы. Первой следует вдовствующая императрица, её карету венчает корона. За ней — Александра Фёдоровна. Продвижение через весь город длится несколько часов. Приблизившись к Воскресенским воротам, ехавшие верхом спешились, императрицы покинули свои кареты, чтобы войти в часовню Иверской иконы Божией Матери. Затем через Никольские ворота процессия входит в Кремль и исчезает за его стенами, а очарованный народ ещё долго стоит, в восхищении глядя на сверкающие купола старинного Кремля и величавого двуглавого орла на Спасской башне.
На следующий день глашатаи, одетые в костюмы стрельцов, зачитывали послание, в котором «всем гражданам нашей первой столицы» сообщалось, что коронация будет проходить 14 мая в Успенском соборе. Помазание на царство всегда происходило в этом соборе.
Старинные фрески, изображающие сцены из Ветхого и Нового Завета, сияющий золотом и серебром иконостас, драгоценности, украшающие дам, — всё создаёт необыкновенно торжественную обстановку. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна в расшитом золотыми узорами платье из кремового бархата, которое дополняют знаменитые изумруды, выглядит ослепительно: она первая дама Москвы.
Церемония началась рано утром и продлилась несколько часов. Император и императрица прошли пешком до собора в составе государственной процессии. Впереди в одиночестве шла вдовствующая императрица, бледная, с серьёзным и немного грустным выражением лица. При взгляде на неё невольно приходила на ум мысль о том, что её собственная коронация состоялась не так уж давно. Следом за ней, каждый под отдельным балдахином, шли Николай II и императрица Александра Фёдоровна, сопровождаемые многочисленными придворными в великолепных шитых золотом мундирах.
Молодая императрица, украшенная одной-единственной нитью розового жемчуга вокруг шеи, являла разительный контраст вдовствующей императрице, сверкавшей бриллиантами и с короной на голове. На Александре Фёдоровне было платье из серебряной ткани, а её волосы обрамляли лицо двумя простыми локонами. На голове не было ни одного украшения, поскольку вскоре ей предстояло пройти обряд коронования. Молодая императрица выглядела особенно привлекательной. Поначалу она немного нервничала, однако позже, во время церемонии, держалась с полным самообладанием. Император был в мундире Преображенского полка, старейшего в России. Поначалу он выразил желание облачиться в одеяния прежних царей и надеть соответственно этому шапку Мономаха, поскольку более новая, «имперская» корона была очень тяжёлой (более 3,5 кг); а император, с тех пор как японский фанатик ударил его мечом, страдал от сильных головных болей. Однако железный этикет сделал невозможным подобное изменение ритуала, и император обречён был терпеть мучительную боль, причиняемую тяжёлой короной. Императрица Александра позднее рассказывала своим сёстрам, что она совершенно не устала и всё вокруг казалось ей необыкновенно прекрасным. Сам обряд имел для неё мистическое значение — это было таинственное бракосочетание с Россией. Отныне она становилась единым целым с этой страной, навсегда обретя русскую душу и русское сердце.
Приняв царские регалии, Николай сел на престол (трон) и, положив скипетр и державу на подушки, поданные ему сановниками, призвал к себе императрицу. Александра Фёдоровна встала со своего престола и опустилась на колени пред государем. Александра Фёдоровна сделала это с благоговейным трепетом, чувствуя в Николае уже не просто беззаветно любимого мужа, но хозяина земли Русской, Помазанника Божия... Николай снял с себя корону и, прикоснувшись ею к голове императрицы, снова возложил корону на себя, увенчав Александру меньшей короной, поднесённой ему сановником. Всё с тем же трепетом ощутила она прикосновение к голове тяжёлой, усыпанной драгоценностями короны, которую держал в руках молодой государь. После коронования на Александру Фёдоровну возложили порфиру и цепь ордена Святого Апостола Андрея Первозванного, и она вернулась на свой престол.
— Многая лета... — тягучим басом раскатисто возгласил диакон.
После многолетия Николай опустился на колени и вслух произнёс молитву:
— Настави мя в деле, на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем...
Когда император, стоя на коленях, молился за Россию и свой народ, сколь горяча была и молитва Александры Фёдоровны, для которой Россия стала вторым отечеством!
Звонили колокола «сорока сороков», оглушительно стреляли пушки, а бесчисленные толпы людей на улицах радостно кричали. Императорская чета, выйдя из собора и стоя наверху знаменитого Красного крыльца, повернулась к народу и низко поклонилась три раза. Это символизировало их приветствие стране.
Вечерние иллюминации превратили Москву в сказочный город. Радость народа была огромна: праздник, казалось, наполнял каждое русское сердце торжеством и гордостью за своё Отечество... Если бы не трагедия, омрачившая не только дни коронации, но и всё последующее царствование императора Николая II...
Народные празднества предполагалось устроить на Ходынском поле неподалёку от города, где собравшимся намеревались раздать памятные сувениры. На коронационное торжество в Москву прибыли крестьяне со всех концов империи. Как сказал один очевидец, народу собралось столько, «сколько обычно бывает за три дня скачек». Власти не рассчитывали на такое количество людей и не предприняли никаких шагов для предупреждения столпотворения.
Люди собрались рано утром, задолго до начала предполагаемых торжеств, и все старались пробиться поближе к палаткам, в которых должны были раздавать подарки. Полиции в это время ещё не было, и никто не смог предупредить вспыхнувшую панику. Столкнулись целые толпы людей. Тысячи оказались убиты и ранены за несколько часов до объявленного начала торжеств. Поначалу никто даже приблизительно не мог сказать, сколько людей пострадало в этой давке. Императору не сказали всей правды о случившемся. Ему лишь сообщили, что произошёл несчастный случай, но не объяснили размеров трагедии. В итоге и император, и все его гости приняли участие в запланированных на послеобеденное время празднествах.
Когда же император узнал, что произошло на самом деле, ужас его был безграничным. В праздник вторглась смерть, и торжества потеряли силу, превратившись в пародию. Александра плакала, представляя, как умирали тысячи людей на Ходынском поле. Сама она прекрасно знала, что такое боль и удушье, — но каково их сочетание с невыносимым смертельным ужасом?! И уже не важно, кто виноват, кто допустил массовое столпотворение и страшную давку на месте народного гулянья и раздачи царских подарков — муж ли Эллы, московский губернатор, обер-полицмейстер ли... Наказание виновного ничего не изменит, никого не вернёт к жизни...
— Что делать, Аликс? — взволнованно советовался Николай с женой, обдумывая просьбу министра иностранных дел не отменять высочайшего посещения французского посольства, где давно уже готовился великолепный приём в честь нового российского императора. — Нельзя не откликнуться на просьбу союзников. Я не хочу политических кривотолков и считаю своим долгом быть на этом вечере.
