Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
Игрушки, не несущие атрибутов третьего лица (сам ребенок и игрушка выступают в роли первого и второго лица), позволяют ребенку развивать свое воображение без излишнего искажения. В то же время, если вашему ребенку не нравится идея игры с кусками дерева или шерстяными формами, можно ввести в игру предметы из окружающей среды (листья из парка или твердые овощи – тыкву или картофель). Они позволят вашему ребенку направить свое воображение в сторону природы.
Дайте ребенку кастрюлю, и он притворится, что варит суп. Дайте ему пистолет, и он начнет стрелять. Для думающих родителей выбор очевиден (если, конечно, мы не имеем дело с ребенком из древней Спарты!).
Для ребенка приглашение играть – это проявление его доверия. А доверие дает рост любви. Ведь ребенок жаждет поделиться с вами (посредством игрушек) своим внутренним миром, выразить игрой (используя игрушки) то, что он не может выразить словами – либо оттого, что не доверяет языку (да и с чего ему доверять? – см. главу 2, «Все есть метафора»), либо оттого, что не владеет им в достаточной мере, чтобы понятно выразить себя.
Для эмоционального развития ребенка игра важна так же, как питание – для его физического развития. Игра – это средство выражения любви. Даже самые успешные взрослые пары в моей практике опирались в своих отношениях во многом на разные формы игры.
Разговор с четырехлетней Дороти
Доктор Феликсон: Почему игрушки так важны?
Дороти: Они важны для детей.
Доктор Феликсон: Почему?
Дороти: Потому что дети любят играть.
Доктор Феликсон: Хм, интересно, а почему они любят играть?
Дороти: Я не знаю.
Доктор Феликсон: А скажи мне, почему дети любят играть со взрослыми?
Дороти: Может быть, потому что взрослые им так нравятся?
Удивительно, не правда ли? Дороти понимает, что ее расспрашивают с какой-то целью, и, как любой ребенок, она хочет угодить. Она отвечает с удовольствием, но, может быть, более эффективным для понимания ребенка было бы перейти на его собственный язык. Возможно, я понял бы мир Дороти более ясно, если бы поиграл с ней (оставив выбор игрушек за ней), а затем изучил эту игру. Моей большой ошибкой было расспрашивать ее, словно она была обыкновенным взрослым человеком. С момента того разговора я изменил свой подход к изучению детского мышления. Чтобы познать яблоко, не надо его есть – надо стать семечком.
Стр. 221–223, глава восьмая, «Значение игрушек»,
Доктор Бликс Феликсон,
издательство Greenpoint Paperbacks,
Нью-Йорк, 1972 г.Когда мы проезжаем Риверхед, Брайан просит достать сэндвич, купленный нами в дорогу в кафе «Гринпойнт». Он следит, как я разворачиваю бумагу, потом тянется к отрезанной половине. Я хлопаю его по руке.
«Нет, – говорю я. – Я хочу, чтобы мы разделили одну половину».
Бесхитростные таинства и безмолвные соглашения поддерживают наши отношения.
Мы проезжаем Ист-Куог. Дорога сузилась до серой тропинки, бегущей сквозь лес. Лес кажется мне моим детством.
Брайан дотрагивается до моей шеи. Напряжение спадает. Оно схлынуло, словно волна, ударившая о берег.
«Помнишь фужеры для шампанского?» – спрашивает он.
Я представляю себе два хрупких фужера, оставленных нами в горах Адирондак пару недель назад. Мы были в походе. Там есть такие чащобы, куда свет не проникает даже днем, словно там вечная ночь – или бездна подсознания, как заметил Брайан. Воздух разрежен и свеж. Ночью мы засыпали с запахом костра в волосах.
После девятимильного подъема к вершине, где дыхание горы разливается белым молоком, мы пропали для одного из миров, но были приняты в лоно другого. Брайан услышал плеск реки. Мы пошли на звук, и вскоре приметили большой валун на середине реки, достаточно плоский, чтобы было удобно сидеть. Только прошел дождь, но солнце с удивительной быстротой высушило умытую землю.
Мы с Брайаном устроились на камнях. Я закрыла глаза. Плеск воды заглушал все остальные звуки. Брайан достал бутылку шампанского и два бокала, завернутых в пару футболок. Меня удивило, что он взял их с собой в лес. Потом он объяснил. Тот день был годовщиной нашего знакомства. Я сказала ему, что это не так, но я помогу ему выпить шампанское, чтобы облегчить его ношу.
Мы лежали на спине. Солнце то появлялось, то пропадало в облаках. Молчание неба было немного пугающим. Пейзаж застывшей мысли.
Потом Брайан рассмеялся и согласился, что я права. Тот день не был годовщиной нашего знакомства. Я почувствовала, что он расстроен, и сказала, что каждый день с ним – это в некотором роде годовщина. Я не могу объяснить, что я имела в виду. Просто это первое, что пришло мне на ум.
Мы поцеловались, потом занялись любовью. Не спеша и с наслаждением. Моя нога рассекала воду, как лодочный руль.
После Брайан достал из рюкзака и положил нам под головы полотенце.
Когда я проснулась, Брайан сидел на краю валуна и глядел в глубину озера. Его обнаженная спина переливалась бронзовыми мускулами. Я вспомнила, как мужественна его красота. День клонился к закату. Небо потеряло свою безмятежность. Дул ветер, и деревья качались. Странная штука – ветер. Слово само описывает происходящее.
Я потянулась к Брайану. Положила руку ему на спину. Он указал в сторону заводи около нашего валуна. Сосновый запах перебивал все остальные.
Пока я спала, наши бокалы для шампанского выкатились из сумки и упали в воду. Чудесным образом в воде они остались стоять. Река бурлила по камням и изливалась в заводь, где стояли бокалы. Каждый из них выдерживал тяжесть целой реки, не зная, ни откуда она пришла, ни сколько силы в ней еще осталось.
В машине, за несколько миль до дома Алана, я внезапно хватаю руку Брайана. Наклонив голову, я впиваюсь в нее зубами. Я чувствую теплоту его плоти. Он вскрикивает, потом начинает кричать всерьез, ведь я не разжимаю зубов. Машина съезжает с дороги в лес. Глухие удары в днище машины. Брайан вырывает руку, все еще заходясь криком. Наконец передние колеса замирают в ворохе листьев и веток. У меня во рту – солоноватый привкус крови Брайана.
Он переводит недоуменный взгляд с меня на свою руку. На ней – идеальный отпечаток моих зубов, хотя полукружья размыты сочащейся кровью.
Его испуганные глаза широко распахнуты.
Мы оба тяжело дышим, словно пытаясь вдохнуть друг друга. Начинается дождь. Стук капель прерывает тишину. Задние фонари проезжающих машин расплываются кроваво-красными цветами на залитом дождем лобовом стекле.
Мои глаза, как большие влажные листья.
Алан приготовил лазанью. Он расставил стулья таким образом, чтобы мы все сидели рядом, чтобы позже, когда свет погаснет и упадет занавес еще одного скромного дня, мы не потеряли в темноте глаза друг друга, даже если все то, что нас разделяет, уже прошло, опало одним туманным вечером под шум проезжающих машин.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
