— Доктор Джордж Мэнокс, это местный доктор, он собирал травы, растирал, смешивал с разным жиром. Только он никогда не добавлял свинец или ртуть, считая их вредными для всего организма. Доктор Мэнокс говорил, что…
— Довольно! — Генрих очень любил медицину, обожал сам составлять разные мази, примочки, порошки, а потому считал себя весьма опытным и всезнающим. Диктовать ему, что должно, а чего не должно быть в мазях, сродни преступлению.
Хотя он вынужден был признать, что составы Катарины очень помогали, стало лучше не только ногам, но и всему организму. Пожалуй, к ней стоит прислушаться.
— Так что там говорил твой магометанский умник о полноте?
— Он советовал, как сделать так, чтобы кушать поменьше.
Король расхохотался:
— Кушать поменьше! Глупости, если я еще и есть перестану, у меня совсем не останется радостей в жизни. — Однако, отсмеявшись, он все же поинтересовался: — И как?
Катарина поняла, что сегодня можно все, у короля хорошее настроение, нужно только осторожно, чтобы не наступить на больную мозоль, внушать свои мысли. Она рассмеялась:
— Он советует кушать маленькими порциями.
— Маленькими порциями? Да я не наемся!
— Почаще, но понемногу. Не брать сразу всю баранью лопатку в руки, а отщипывать по кусочкам. Съесть один маленький, отложить, попить, потом снова съесть еще кусочек. Правда, он еще советует есть побольше овощей и сарацинского зерна, а также разных морских водорослей, вроде лавового хлеба, что пекут из них в Уэльсе.
— Что?! Вот пусть сам и ест это сарацинское зерно и овощи. Если я буду их есть, то не смогу не только ходить, но и сидеть в кресле. Мужчина должен есть мясо, иначе у него не будет детей!
Катарина поняла, что король не готов к разговору на эту тему и пора переводить все в шутку:
— Вам это не грозит, Ваше Величество! Вы известный любитель оленины и кабаньего мяса!
— Морские водоросли… скажет тоже! Ха-ха-ха!
— Я рада, что шуткой подняла вам настроение.
— Ты умеешь успокоить боль и поднять настроение. Только не слушай больше никаких глупцов.
— Я буду слушать только ваши советы, Ваше Величество. Я рада, что могу облегчить вашу боль.
— Ты хорошая жена, Кейт, и у нас с тобой обязательно будут красивые, здоровые дети. Без всяких помощников и советчиков, сами справимся!
Генрих расхохотался, довольный своей шуткой, захотелось одарить жену чем-нибудь.
— Проси чего хочешь, Кейт.
— Ваше Величество, вы так добры ко мне, что я чувствую себя не вправе просить вас…
Перевязка ручками Катарины прошла, как всегда, легко, нога почти не болела, и счастливый король был готов обещать супруге все что угодно. Ну, почти все…
— Проси чего хочешь.
С Кейт легко, стоит только недовольно глянуть, и она отступает, да и ничего не просила до сих пор. Интересно, что же она все-таки придумала?
Катарина получила все драгоценности своих предшественниц, кроме, конечно, Катарины Арагонской, ее немногие ценности перешли по наследству к Марии. Носить то, что до тебя надевали погибшие женщины, не просто погибшие, а казненные, тяжело, она даже немало поплакала, но вида не подала, отказываться было бы безумием.
И ей самой король тоже дарил свои любимые крупные рубины…
— Ваше Величество…
— Кейт, мы договаривались, что, когда мы наедине, ты зовешь меня просто Генри, как я тебя Кейт.
— Да, Ваше Величество.
— Генри, Кейт, Генри!
— Да, Генри, — смутилась королева.
— Ну, Кейт, твой Генри слушает тебя. Скажи: «Генри, я хочу, чтобы ты подарил мне…» Что ты хочешь в подарок?
— Собрать всю семью под одной крышей… Генри.
— То есть?
— Вы же любите своих детей, особенно младших, которые очень хотели бы видеть вас куда чаще.
— Дети? Нет, дети это обуза! Да, я хороший отец, люблю детей, но поселить их рядом значит без конца думать о том, кто за ними присматривает…
— Я все возьму на себя.
— И забросишь меня самого? Перевязки придется делать врачам, и мне будет больно.
Она уже поняла, что он согласен, король разговаривал, словно капризный ребенок, выторговывая у матери как можно больше в свою пользу.
— Я обещаю все перевязки делать сама и сама же следить за жизнью и воспитанием детей. Генри, — Катарина произнесла это явно с напряжением, — ваши дочери, чудесные девочки, они не виноваты в прегрешениях своих матерей. Ведь вы же не отвечаете за своих родителей?
— Вот еще! Мне и своих грехов достаточно!
Катарина говорила то, что давно приходило на ум ему самому (король не подозревал, что эти мысли тоже умно подсказаны Катариной, она просто бросала семена размышлений, а потом помогала им взрасти). Но просто отменить собственное решение не признавать Марию и Елизавету законными было нелепо, а вот если следуя горячей просьбе королевы… Ну, не может же он отказать столь добропорядочной и сердечной женщине!
Генрих позволил себя «уговорить» и признал обеих дочерей законнорожденными, вернув их ко двору. Мария восприняла это с большим достоинством, все отмечали, что она словно олицетворяет собой свою мать, самую первую супругу Генриха. А десятилетняя Елизавета скакала козликом, визжа от восторга. Радовалась и маленькая кузина Джейн Грей, воспитывавшаяся вместе с Эдуардом.
Что и говорить, дети у Генриха очень разные, если вдуматься, они просто повторили своих матерей. Строгая, спокойная, полная внутреннего достоинства и очень несчастная Мария рождена Катариной Арагонской, которой пришлось немало вынести в борьбе за свое место в Англии и за свое замужество, а потом вообще жизнь.
Мария воспитана в духе строгого католицизма, она больше времени проводит на коленях, умоляя Господа подсказать, как ей жить, чем, собственно, живет. Старшей дочери короля уже двадцать семь лет, но она так и осталась не замужем. Нынешняя мачеха Катарина Парр старше всего на неполных четыре года, но жена уже в третий раз. Просто отдавать дочь католическому королю или принцу Генрих не мог, но и протестантскому тоже, а за простого английского лорда Мария не пошла бы сама, не считая такую партию достойной.
Когда она была совсем крохой, а ее мать с отцом не были разведены и были счастливы, девочку несколько раз даже обручали, в том числе с императором Священной Римской империи всесильным Карлом. Но пятилетнему ребенку даже к мужу отправляться рановато, дело застопорилось, а потом никто и не вспомнил об этом обручении.
Так и жила Мария — ни девочка, ни женщина среди многочисленных приживалок, экономя на всем и действительно подолгу простаивая на коленях с просьбой к Господу вразумить и указать ее путь. Господь молчал, то ли не определившись, то ли считая, что подсказывать пока рано.
