– Я больше никогда не отпущу тебя.
Ей нечего было ответить. Да и что могла она сказать в ответ? Его губы были настолько горячими, дыхание настолько возбужденным, руки такими ласковыми…
Удовольствие переходило в исступленный восторг. Слезы текли по щекам, перемешиваясь с каплями воды, которыми все еще фонтанирующий массажный душ в изобилии усеивал ее лицо. И она снова и снова шептала его имя.
Неожиданно ноги стали слабыми и безвольными, а глаза заволокла чернота, к которой кромешный мрак душевой кабины не имел никакого отношения.
В себя она пришла на огромной кровати в спальне Димитрия. Он бережно и заботливо обтирал ее полотенцами. Ярко светила лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке, отбрасывая мягкие отблески на смуглое, цвета бронзы, тело Димитрия.
Он нежно улыбнулся.
– Решила все-таки проснуться.
– Это был обморок. – В это трудно было поверить.
– Такое иногда случается, когда чувства безбрежны и глубоки. – Он накрыл полотенцем ее обнаженное тело, скрывая его красоту от собственных глаз. А сам выпрямился и встал рядом с кроватью. Это создавало иллюзию стыдливости и благопристойности. – Если ты хочешь, я уйду спать в другую комнату.
Она смотрела на него глазами, полными удивления. Сердце бешено колотилось в груди.
– Ты не хочешь со мной остаться?
– Я хочу этого больше жизни, но я не грабитель. Я не собираюсь силой брать то, чего ты не хочешь давать мне добровольно.
Она резко сдернула с себя полотенце, отбросив его на пол возле кровати.
Лицо его было словно высечено из камня, красивое, застывшее изваяние. Но бешеное пламя надежды разгоралось в глубине темно-синих глаз.
– Останься здесь.
Он бросился к ней со скоростью света.
– Это врата рая открылись для меня на земле.
Она не смогла сдержать улыбки.
Движения его были ритмичными, но нежными и сдержанными. Иногда они казались ей мучительно-медлительными.
– Мы не навредим ребенку?
Она неистово замотала головой. Беременность протекала нормально, и наблюдавший ее акушер не видел причин для прекращения половой жизни.
По низу живота разлилась долгожданная истома, напоминавшая всему телу о скором наступлении физического восторга. Она крепко обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в кожу так сильно, что ногти оставляли следы. Тела их двигались в едином порыве, синхронно, в ускоренном ритме плавных движений поднимаясь к апогею удовольствия.
Димитрий вскрикнул, возвещая о кульминации эротического наслаждения. И сразу необыкновенное тепло его плоти проникло в нее пульсирующими импульсами, разливаясь по всему телу, отдавая ему потрясающий заряд энергетики, вселяя в нее радость и восторг. Это было самым сокровенным в их отношениях, той тесной, интимной, известной только им двоим связью, которая раньше не была столь прочной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Димитрий забрался под одеяло и крепко прижал к себе Александру, словно боялся, что с трудом восстановленная интимность внезапно и бесповоротно прервется.
Она так устала за этот день, что, казалось, дышать и то было трудно. Она никуда не собиралась бежать от него.
– Я же закрывала дверь на ключ, – пробормотала она, зевая, разнежившись на его разгоряченной груди.
– Да. Дверь была заперта.
– Тогда как ты вошел?
– Ты думаешь, что я знаю только, как надо делать деньги? Я умею и замки взламывать. Этому меня обучил шеф дедовской охраны, когда мне было еще шестнадцать. Он утверждал, что каждый мужчина должен быть ловким. Клянусь, что я сейчас впервые применил свои навыки.
Она негромко рассмеялась, представляя себе, как младший Петронидис в юношеском возрасте осваивает столь сомнительное мастерство.
– А дедушка твой об этом знал?
– Он и выступил инициатором.
– Ты меня обманываешь. Этого не может быть.
– Чистая правда. Дед всегда считал, что настоящий мужчина обязан многое уметь делать своими руками, даже если у него есть деньги, чтобы вызвать профессионалов и оплатить их труд.
Она сильнее прижалась к нему. Ей было так хорошо.
Они тихо лежали рядом, он ласково и как-то по-особому бережно гладил ее тело, а она положила руку ему на грудь, на самое сердце.
– Ты сказал, что дедушка перенес второй инфаркт? Ты никогда не говорил мне, что у него больное сердце. А когда был первый?
– Во время моей последней поездки в Грецию, перед твоим отъездом из Парижа.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Почему ты не рассказывала мне, кем на самом деле была? – вопросом на вопрос ответил Димитрий.
– В Париже я была Ксандрой Фочен.
– Да, но регулярных командировок, не связанных с долгом службы, у тебя было предостаточно. И ты ни разу не удосужилась поставить меня в известность об их истинной цели. По-видимому, это было своеобразным возвращением к жизни Александры Дюпре.
– Так оно и было, – подтвердила она.
– Я думал, что ты встречаешься с кем-то еще, кроме меня.
Она поднялась и села на кровати, потрясенно смотря ему прямо в лицо.
– Ты думал, что я тебе изменяю? У меня никогда не было мужчин, кроме тебя.
Щеки Димитрия запылали ярким виноватым румянцем, подло выдавая истинные мысли хозяина.
Он что-то недовольно буркнул, а потом добавил:
– Да нет, не верил я этому никогда. Я сразу, без всяких разговоров, разорвал бы с тобой все отношения, будь это так.
Точно. Это было похоже на Димитрия.
– Но ты же думал, что ребенок не твой.
– Да. Мучительные сомнения терзали меня, но неделю, не больше. И оправданий такому поведению нет.
Она взглянула на него.
– Конечно, нет.
– Мой дед натрез отказался лечь на операцию, пока я не дал ему клятву, что женюсь на Фебе, и не определил точного дня свадьбы. Я совсем не был готов оставить тебя навсегда, но в равной степени не мог позволить деду отойти в мир иной по моей вине.
Александра смотрела на него удивленными и недоверчивыми глазами.
– Ты шутишь! Кроме хорошего, я ничего от тебя про деда не слышала. Как мог он так подло шантажировать тебя, чтобы ты меня бросил?
– Он ничего не знал о твоем существовании.
Новое видение событий, произошедших три месяца тому назад, окончательно ее дезориентировало.
– Но все-таки…
