Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
— Вся улица изуродована и разграблена. А потом евреев обязали за это заплатить.
— В каком смысле — заплатить?
— Нацисты выставили штраф за ущерб… В один миллиард марок! Они стали отбирать сбережения и ценности. Но отцу удалось что-то припрятать. Мама говорила, из-за них все беды. — Речь Вениамина становилась все сбивчивей. — Отец заплатил, чтобы нам помогли. Мы сидели дома, ждали этих людей. На каждом три слоя одежды. Чемоданы брать нельзя. Штурмовики сразу заметят! И даже хорошо, топить квартиру не надо. А уже зима, холод. Я не ходил два дня в школу — евреев туда не пускали. Я был так рад!
Он виновато улыбнулся, как будто был мальчиком, который прогуливает школу.
— Не понимал, что происходит. Каждый день случалось что-то новое, как приключение! Пока не забрали отца.
Он зашелся в кашле. Майкл отвернулся к окну, где кивали на теплом ветру лиловые головы гортензий.
— Его арестовали за сокрытие ценностей, — продолжил отец. — Мама говорила, что нас сдали те самые люди… которые обещали побег. Но я так и не достал ту вещь из тайника. Не вызволил отца! Не добился правды! Через два дня пришли волонтеры. Они предложили маме отправить одного из нас в Британию: Руфину, Анну или меня. У них было только одно место. Мама почему-то выбрала меня.
Он опять остановился, новый крутой подъем дался ему слишком тяжело.
— Я оказался недостоин. Она выбрала меня. Она надеялась, что я смогу отомстить. Но я потратил жизнь впустую. Не заплатил по счетам. Долг велик, проценты выросли. Это все, что я оставляю тебе в наследство, мой сын. Прости меня! — Вениамин схватил Майкла за руку. — Запомни: дом номер четырнадцать. Пересечение Томасиус и Хельферих-штрассе, четырехэтажный с угловым эркером, внизу лавка. Наша квартира на третьем этаже, правая дверь. Тайник в большой мансардной комнате! Стена напротив двери, около трех метров от окна. Пусть ты будешь сильнее меня.
Снова подступила одышка. Майкл не стал звать Лару, сам отмерил дозу лекарства, сел поближе к отцу и приладил маску ингалятора к его лицу.
* * *
Он возник тихо, без приветствий, сразу направился к самой дальней парте — Катиной. Не выбирая, не раздумывая — прямым курсом, прошел и сел. Не сел даже, а как-то развалился на стуле, но в этой позе не ощущалось раскованности, а наоборот — напряжение. Глаза его сосредоточились на брошенном на парту рюкзаке, будто пытались оттолкнуться от него и не могли преодолеть гравитации. Новый ученик в седьмом «Б».
— Что это еще за перец? Глянь, Белка, возле тебя пристроился! — Вика подтолкнула ее плечом.
— Без понятия, — равнодушно ответила Катя.
— Новенький? — тут же вмешалась Лиза.
— Не поздновато для новенького?
— Второгодник!
— По ходу, подбросили нам экстерна — ОГЭ сдавать! — Катя была недовольна.
— Шугануть его, Кать?
— Да ладно, пусть сидит.
— А как же Апофигенов?
— Да пошел он, — усмехнулась Катя.
— Вот как?! Развод и раздел имущества? — торжествовала Вика.
Ромка Афиногенов, слишком рослый и плечистый для семиклассника, спортсмен и умник, был Катиным соседом по парте. Они неплохо ладили и даже ходили в кафе общей компанией. Регулярные их ссоры провоцировала Катя — Ромка обижался, но всегда первым искал примирения.
— Симпатичный, — проговорила Лиза мечтательно.
Новенький и правда был ничего себе. Отросшие русые кудри, немного удлиненное лицо, упрямый подбородок с ямочкой. Он был бы даже красив, но что-то в нем тревожило, внушало опасение — то ли затравленный взгляд блеклых зеленых глаз, то ли эта неестественная поза. Кате непременно захотелось его разгадать.
Ирина Сергеевна материализовалась вместе со звонком. Катя вернулась к своей парте. Новенький никак не отреагировал ни на Катю, ни на учительницу: не встал вместе с классом, по-прежнему сидел, уперев взгляд в рюкзак.
Катя быстро шепнула ему:
— Ты откуда? Как зовут? — Он не отозвался.
«Вот засада! Сидеть теперь с этим придурком до конца года! Вечно ко мне подсаживаются всякие фрики!» — Катя резко отвернулась, слегка хлестнув его по щеке хвостом своих густых рыжих волос. От этого пушистого прикосновения он словно очнулся, выпрямил спину, уложил руки на парту и снова замер, как заводная игрушка, у которой на пару оставшихся витков раскрутилась пружинка — и завод кончился.
— С сегодняшнего дня по программе инклюзивного образования в нашем классе будет учиться Дмитрий Сологуб. УДимы есть некоторые особенности, но, надеюсь, он сможет влиться в наш коллектив и справиться с нагрузкой…
Тут Ирина Сергеевна широко раскрыла глаза и едва сдержала возглас. Все обернулись, следуя за ее взглядом.
Новенький уже не сидел рядом с Катей. Он ходил кругами на небольшом свободном пятачке между книжным стеллажом и цветочной кадкой.
— Начнем урок, — спохватилась Ирина Сергеевна и раскрыла учебник.
Перелистывались страницы, переглядывались, перешептывались подростки, перекатывались злые смешки, а Дима все описывал окружность стальным циркулем на длинных и подневольных ногах.
— Итак, на прошлом уроке я просила вас найти дополнительный материал к вопросу: как имя главного героя повести «Шинель» помогает понять его характер. Кто готов?
Шелест, шуршание и хохот моментально стихли.
— Значение имени Акакий в переводе с греческого «невинный», «незлобивый». Совпадение с отчеством возводит это качество в превосходную степень, — послышался ровный металлический голос из угла класса. Никто не смог сразу связать этот странный искусственный голос с человеком, ходящим по кругу, как ослик на привязи. — Многие места в повести прямо перекликаются с житием святого Акакия…
Все прыснули. Ирина Сергеевна шикнула. Тем временем новенький продолжал монотонно воспроизводить текст:
— приведенным преподобным Иоанном Синайским в «Лествице». Впервые в науку параллель Башмачкин — святой Акакий ввел голландский ученый Дриссен. К этой параллели обращались Ван дер Энг, Шкловский, Макогоненко.
Раздались притворно восторженные возгласы, задние парты зааплодировали:
— Уау!
— Так ты теперь сидишь с живым Гуглом! Поздравляю! — подмигнул Кате Афиногенов.
— Спасибо, Сологуб! Достаточно! — громогласно объявила Ирина Сергеевна поверх всеобщего улюлюканья.
— Фамилия Акакия Акакиевича, — новенький говорил все громче, некоторые снова засмеялись, почти рефлектор-но обрадовавшись звукосочетанию, — первоначально была Тишкевич; затем Гоголь колеблется между двумя формами — Башмакевич и Башмаков, наконец останавливается на форме — Башмачкин. Переход от Тишкевича к Башмакевичу подсказан, конечно, желанием создать повод для каламбура, выбор же формы Башмачкин может быть объяснен как влечением к уменьшительным суффиксам, характерным для гоголевского стиля, так и большей артикуляционной выразительностью, мимико-произносительной силой этой формы, создающей своего рода звуковой жест.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
