Плохие узкоглазые сделали свое дело три года спустя. Они убили Редактора. А Гном, получается, что не придал значения предупреждению и просто рассказал старому разведчику о встрече ночью. Тот задумался и пробормотал что-то про интересы Тайваня. «Все бы вам шутки шутить, господин Редактор».
После больницы Гном впал в депрессию. Гному надоело. Все. Даже американские дядюшки с громкими кличками: Основатель, Фантаст и Лирик.
Горский был занят и женат. На свадьбе Гном не был. Редактор уехал за границу по своим тайным делам. Не внял
Редактор и его японским событиям. Разве выглядел более усталым, чем обычно. И вместо стандартной поддержки и аванса Гном не получил ничего... Он по привычке, с верной Анечкой, поддерживал Интернет-вливания по Третьей Мировой, стал упоминать и Четвертую, угрюмо называя ее первый такт «русско-японской». Не был поддержан адептами своих книг про западные операции и совершенно сник. Пиво не утешало. Однажды позвонила Гурия, и он оживился, стал болтать, сходил в гости и заметил, что жизнь налаживается. Он рассказал ей про японскую Стаю. «Сделаем!» — пообещала дерзкая девчонка. Ох уж, эти беременные женщины! Всегда им кажется, что родят они непременно Бога или Героя.
... Гурия перебирала новости про Японию, делала теперь это всегда — из-за Гнома хотя бы и вместо Игоря, который был увлечен Сибирью и слышать не желал про Лири, его проект Нового мира, Аматерасу, суши и Сахалинский мост. Он уставал и хотел невозможного. Гурия была беременна и хотела ребенка. Она читала про Японию, потому что это было важно: вот вырастет какой-то маленький япончик и будет угрожать ее сыну. Она верила в роль личности в истории. Еще она спасла заметку и послала ее Гному, что ж он молчал, дурашка, что любит ее и скучает, могли бы что- то придумать, хотя что можно придумать? Мать с отцом не узнавали дочь, она перестала выпендриваться и высмеивать всех и вся. Она заканчивала свой вуз экстерном, чтоб успеть до родов, интересовалась проектом «государственные дети» и принимала этого странного писателя Воронина. На вопросы отвечала односложно: готовлюсь к войне. Отец усмехался. Но одобрял. Мать была в шоке. Девочка вышла из-под влияния ее рода «настоящих женщин» и ушла в какое-то зазеркалье. Частью дочь ликвидировала подруг, осталась эта «чудаковатая Белка, по-моему, лесбиянка» — печалилась мать. Свадьба была тихая. Молодые уехали во Флоренцию на пять дней, а когда вернулись, Гурия была беременна.
Фотография на стене (2)
2003 год
Первый недавно съездил в Нижний, их тайную вотчину, кадровый резерв, альма-матер, и понял, что что-то исчезло из душ и голов: тела и мысли остались, а души затронула бетризация, и ни одного Второго такая структура уже не родит, не создаст и не вырастит. И тогда не с кем будет им победить Ямамото, который умер, и теперь попивает кофе на небесах, обучая Второго игре в ГО или в ГЕО. Хуже, если в ГЕО... Молодые сотрудники всячески привешивают звукоряды к этим трем левиафанам мира. Например, гео-ээээээээ, ну вот и все, друг мой, Россия, ээээээээ, это почти беееееее, словно барашек в стойле держав. Или геоппппп...ппп. Что вы сказали, господин Иванов? Пппппп... Пппп-опробуем. И на его могиле написали — он попробовал. Ну, а с геокультурой вышло совсем смешно. Гео-ку? Ку! Ку-ку, мы тута!! О-о-о, а вы где, мы вас найти не можем? Нашли? Что, легче стало? В конце балагана предполагалось изобразить настоящее «Ку» — это уже с поклоном, причем с японским поклоном, хотя бы и из российского фильма «Кин-дза-дза».
Когда Второму было плохо, он смотрел «Кин-дза-дзу» со всеми гостями или один. Ему дарили новую кассету, потому что прежняя стиралась. Теперь Первому не хватало «гравицапы», которую Второй черпал из фильма. А кассеты неуклонно вытеснялись дивидюшками.
Неделю назад, между совещаниями, пробежав японский документ о целях в XXI веке по диагонали, Первый сначала пожал плечами про очередной социализм очередной обожравшейся системы. «Индивидуальный» подход к населению не был ему близок. Он был твердо уверен, что идея — заморочить всех людей сразу - приводит к лучшим результатам. Разве все бродящие по улицам оптом просят индивидуального подхода? Нет, они просили при социализме колбасы с пивом. А сейчас бесплатного Интернета с тем же пивом. И во все времена хотелось бы не работать... Это была вечная и непроходимая мечта.
Но Первого смутили американе, они как-то возбудились в своих службах, пооткрывали башенки «умных танков», стали ими вертеть, брызгать слюною вокруг, в общем, стали дергаться, как собаки Павлова. Стало быть, японцы что-то такое разглядели через брешь этого окаянного барьера и теперь знают Волю Божью. Отчеты РЭНД-Корпорейшн давно уже стали рефлексивным зеркалом его отдела. Их сначала читала Машенька, на плечиках которой погоны не умещались, и она ходила в штатском, точнее — в детском. В ее маленькой головке рождались самые невероятные шутки про Пентагон, Рэндов и про «Японскую мать», она же Аматерасу — Первая. Маринка ревновала его к секретарше, потому что по скорости мозгов эта маленькая муха превосходила трех Маринок, и весь его аналитический отдел из трех подчиненных ему лиц и Кадета-посыльного. «Нашла в детстве клад с гравицапой», — думал Первый про Машку. До них она работала в таможне, говорила, что работать можно, но скучно, и что рост ее не внушал контрагентам уважения. Однажды он слышал, как Маша кричала, и понял, что уважения она добивалась децибелами. В ее маленьком теле жил звонкий пронизывающий вопль с таким количеством металла, что лучше было без дела не спорить. У нее было майорское звание, муж, сын и таблицы характеристик всех вооружений мира в глазах.
Документ самураев про Будущее был написан радостно и публицистично. От него веяло спокойной уверенностью составителей о том, что после короткой и конструктивной дискуссии все согласятся с их единственно верным мнением. Японцы ставили мир перед фактом: «Мы будем делать нечто, а когда вы нам понадобитесь, мы позовем вас и наймем в наш проект на наших условиях».
«Этой модели — "догнать и перегнать" — следовали не только в послевоенный период, но все время с эпохи Мейдзи. Сейчас Япония должна найти более качественную модель. Но мир больше не предлагает готовых моделей. Время, когда ответы могли быть взяты извне, прошло. Большинство обществ оказывается перед тем же самым вызовом. Глобализация, которая, как ожидают, охватит мир в двадцать первом столетии, принесет большие выгоды, но, вместе с тем, и большие проблемы, бросая этот вызов каждой стране... Без сомнения, страны отреагируют разнообразными способами. То же самое может быть сказано относительно старения общества. Япония столкнется с этим вызовом раньше любой другой страны мира. Весь мир наблюдает, как Япония собирается справиться с этим», — читал Первый. Мир действительно не предлагал готовых моделей перелезания через барьер, а вот япошки, кажется, хотят взять геотрансцедентную ренту за то, что станут мировыми сталкерами-проводниками за линию смерти. Неплохая мировая миссия, но сильно напоминает «добро над головой», с помощью которого другие культуры можно л в землю вогнать... Увести всех взрослых за барьер, а детки всех культур пусть дерутся за право жрать радиационные отходы на взорванной земле. Первый, не мог представить, что его сын окажется по эту сторону, а он, Первый, уйдет по ту. И зачем тогда жить? К ароморфозу социума Первый был не готов, значит, осталось быть на страже и погибнуть на последнем берегу по-самурайски, чтоб не стыдно. Первый всегда чувствовал, что застрял между поколениями, как Винни-Пух в- норе у Кролика. Отпуска не ожидалось. Он запланировал сделать восемь докладов «наверху», а для этого собрать восемь планерок «внизу», и уже отдал Маше распоряжение превратить слова в картинки, таблицы и тезисы, чтобы слушатели поймали один из трех якорей: «опасно», «выгодно» или «уникально». Больше аудиторию не на чем было ловить. Отцы летали в космос на якоре «интересно», и этот якорь был прибит гвоздями к высокому небу. Из серого и обездоленного деньгами Питера ни гвоздей, ни якоря в 2003-м году было не видно.
