Книга Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас - Джон Олссон

Так как мать Уолтера считала, что девушка и ее семья сильно давили на него перед его смертью, ей оказалось трудно поверить в то, что Уолтер убил себя сам. На ее взгляд, было куда вероятнее, что Уолтера убил кто-то из членов семьи Трейси.

В 1957 году Шнейдман и его коллега по имени Норман Фарбероу предприняли необычный шаг, попросив тщательно отобранную группу своих пациентов написать фальшивые предсмертные записки. Пациентам предложили воспользоваться псевдонимами. Принять участие в эксперименте согласились тридцать три пациента, а затем Шнейдман и Фарбероу сравнили эти фальшивые записки с выборкой из тридцати трех записок, предоставленных окружным коронером и соответствующих возрасту, полу, занятиям и прочим особенностям авторов. Их находки оказались очень показательны с точки зрения лингвистического выражения мотивов самоубийства.

Распространено мнение, что только подлинные самоубийцы извиняются перед семьей и друзьями. Однако в корпусе Шнейдмана и Фарбероу извиняющихся и не извиняющихся оказалось поровну. Точно так же почти поровну они разделились на тех, кто просил прощения, и на тех, кто не просил. Подлинные самоубийцы лишь чуть менее склонны просить прощения, чем авторы поддельных предсмертных записок. Большинство выражений любви и высказываний о былой любви приходится на подлинные тексты, а в поддельных текстах они встречаются редко. То же касается фраз, в которых остающиеся жить называются «чудесными», – пропорция и здесь сохраняется: авторы лишь немногих подделок превозносят в них своих родственников. С другой стороны, большое число подлинных самоубийц заявляют о своей неспособности справляться с жизнью, они делают это в таких выражениях: «не могу терпеть», «не могу принять». Точно так же многие говорят, что им «плохо» – часто в связи с чем-то, что они совершили в прошлом, либо из-за состояния здоровья. Нередки упоминания причиненной кому-то боли, физической или эмоциональной. И лишь немногие авторы записок обвиняют кого-то в своей смерти. Таким образом, вырисовывается картина эмоциональной амбивалентности: жертва часто восхваляет любимых и винит их, просит прощения и одновременно выражает нетерпимость, признается в любви, но при этом говорит, как ей «плохо».

С другой стороны, упоминания смерти, «конца», «погибели» и так далее в фальшивках встречаются редко, а в подлинных посланиях – очень часто. Также часты слова о накопившейся усталости и даже замечания о «попытках» угодить своему спутнику жизни или члену семьи. Еще в подлинных текстах обнаруживаются директивные и предписывающие стратегии: указания насчет того, что́ возлюбленный адресат должен делать, а что – нет. Как отмечалось выше, упоминания слабости, трусости или невменяемости куда чаще встречаются в фальшивых посланиях, чем в подлинных, и это подтверждается исследованием корпуса Шнейдмана.

Я также запросил корпус предсмертных записок у Британской транспортной полиции; я руководствовался тем, что, хотя Шнейдман и Фарбероу исследовали обстоятельства самоубийств очень тщательно, все же возможно, что один или двое из авторов записок не покончили жизнь самоубийством. С другой стороны, могло быть и так, что кто-то из авторов фальшивых записок (для исследования) мог покончить с собой позже. Поэтому мне был нужен корпус записок, подлинность которых несомненна. Ответ дала именно Британская транспортная полиция по той причине, что, к несчастью, каждый год некоторое количество людей в Англии сводят счеты с жизнью, бросаясь под поезд. Многие из них оставляют записку дома, либо ее находят у них в кармане после смерти. Поскольку всегда есть несколько свидетелей их гибели (обычно подобное происходит в часы пик, когда на платформе есть другие люди), факт суицида не подлежит сомнению. В свою очередь, нет причин сомневаться и в том, что записка, найденная у жертвы дома или при себе, является подлинной.

Данные этих текстов оказались поразительно схожи с данными, содержащимися в записках, полученных Шнейдманом и Фарбероу от окружного коронера, и это говорит о том, что они исследовали обстоятельства жизни и смерти изучаемых ими людей с настоящей академической увлеченностью и тщательностью. Мы находим в корпусе предсмертных записок от транспортной полиции много тех же выражений, что и в корпусе Шнейдмана и Фарбероу: «не могу терпеть», «не могу принять», «любил», «чудесный» и так далее.

Ключевой находкой в исследовании подлинных текстов, в том числе текстов от транспортной полиции, является то, что расхожие представления широкой публики о самоубийствах не обнаруживаются в подлинных записках.

Возвращаясь к тексту, написанному Уолтером и процитированному целиком в начале главы, мы можем отметить многочисленные черты языка подлинного самоубийцы, в том числе восхваление им своих младших братьев, извинения перед ними за то, что произошло, выражение любви к своей матери и другим членам семьи, просьбы отдать имущество Питу и Майку и наказ этим двум мальчикам слушаться родителей. Вдобавок ко многим отличительным признакам языка самоубийцы мы обнаруживаем и отсутствие упомянутых мной признаков «языка фальшивок»: не упоминаются ни слабость, ни сумасшествие, ни невменяемость, ни поиск простого выхода, ни умственное помешательство или трусость. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что записка, отправленная мне матерью Уолтера, скорее всего была подлинным предсмертным посланием. Я сообщил это ее родственникам, и они поблагодарили меня за потраченные мною время и усилия. Они сказали, что результат моей работы поможет матери Уолтера найти силы, чтобы постараться закрыть для себя этот этап своей жизни.