– Если он умрет, ты тоже сдохнешь, – пробурчал один из них.
Маля не знала, был ли это Соа или кто-то другой, но раненый парень отреагировал на эти слова.
– Вы их слышали, – прохрипел он, – отойдите, пусть доктора работают.
Маля опустилась на колени и стала тампонировать раны, осторожно отрывая прилипшие кусочки ткани от мяса и проверяя, как выглядят сломанные ребра и не повредили ли они внутренние органы.
Парень ни разу не вздрогнул, только иногда задерживал дыхание, когда она лезла слишком глубоко. Он смотрел прямо перед собой с выражением крайнего презрения. Маля отжала лоскут от крови и продолжила обрабатывать рану.
Какая она дура. Конечно, за монстром охотились. Там везде были отпечатки ботинок и собачьих лап. Не мог же он появиться ниоткуда. Он пришел из Затонувших городов, как и его солдатики. Теперь это было очевидно.
– Не притворяйся, что это сделала свинья, – сказала она.
Раненый солдатик впервые посмотрел на Малю. В зеленых глазах с золотыми искрами вспыхнула жестокость. Лицо, созданное войной. Твердое.
– Если я говорю, что это был вепрь, значит, вепрь.
Маля опустила глаза. Нет смысла возражать. Такие мальчики пролили в своей жизни слишком много крови, и им ничего не стоит отнять еще жизнь-другую. Глупо ему сопротивляться.
– Что-то не так, сержант Ошо?
Голос звучал довольно мягко, но у Мали мурашки по коже побежали. На них смотрел лейтенант: бледная кожа, светлые волосы, пустые серые глаза. Поначалу ей казалось, он похож на труп, такой же бледный, а теперь он скорее походил на насекомое – длинное худое тело и тонкие конечности, но вдруг Маля поняла, кто этот персонаж на самом деле: койволк. Настоящий койволк, кровавый и ржавый. Идеальный хищник. Опасный и умный.
Светло-серые глаза Сэйла остановились на ней:
– Я должен что-то знать?
Ошо пренебрежительно взглянул на Малю:
– Ничего, лейтенант.
– Ты должен мне рассказать.
– Нет. Ошметок хорошо себя ведет.
Лейтенант Сэйл вернулся к грязным картам, раздавать указания другим солдатикам, и Маля наконец-то выдохнула. Она вернулась к работе, надеясь, что рискнет поспешить.
Выбирая из ран листья и мусор, девочка думала о лекарствах, лежавших прямо у нее над головой, в хижине доктора. Солдатики их не нашли. Пока не нашли. Доктор прятал лекарства в чехлах из промасленной кожи, лежавших в книгах с вырезанными страницами. Просто книги. Их там целая куча. И все-таки лекарства в хижине были. Антибиотики, за которые можно выкупить жизнь Мыша у умирающего получеловека. Нужно только добраться до них.
Доктор подошел к Мале с иглой и кетгутом в руках. Видел он очень плохо, даже в кое-как зачиненных очках. Мафузу пришлось сильно наклониться, чтобы осмотреть рану.
– Не так все и страшно, – решил он, – ребра у него крепкие.
Маля указала на одну из ран:
– Эта очень сильно кровоточит.
– Гм, – доктор присмотрелся, – разорван нервно-сосудистый пучок. Нужно ее прижечь, а затем зашить раны.
– Ты хоть что-нибудь видишь, старик? – неожиданно спросил пациент.
Маля посмотрела на него, пытаясь вспомнить имя. Ошо. Сержант Ошо.
– Я вижу, – сказала она, – и шить буду я.
– Кровь и ржавь! Калека будет шить?
– За словами следи, – велела Маля, – а то зашью тебе задницу.
Доктор испуганно дернулся, но солдатик только усмехнулся.
– Смотри-ка, какой смелый ошметок.
– Просто у меня есть игла.
Маля выбрала место и левой рукой воткнула иглу. Рука доктора встретила ее на другой стороне и протянула кетгут сквозь плоть. Затем доктор передал иглу девушке. Вдвоем они составляли почти целого врача. Мафуз и Маля сделали еще один стежок.
– У нас нет никаких вакцин, – сказал доктор, – тебе придется держать рану в чистоте и сухости.
– Знаю, – отозвался Ошо, снова глядевший прямо перед собой.
Судя по состоянию его тела, вряд ли Ошо в самом деле это знал. На темной коже светлели десятки шрамов. Куска уха не хватало, а на шее красовался круглый сморщенный шрам, как будто от ожога или удара ножом – маленькое круглое отверстие, со временем затянувшееся.
Солдатик проследил взгляд Мали.
– Армия Бога, – объяснил он, – снайпер, – и открыл рот, демонстрируя выходное отверстие. Розовый язык был разорван.
– Прошло насквозь. Язык разорвало сбоку. Пуля вышла изо рта. А вот зубы целы, – солдат оскалился. – Все целы. Норны меня уберегли.
– И меня, – Маля подняла культю.
– Не сказал бы.
– У меня осталась левая.
– Ты левша?
– Теперь да.
Она не стала рассказывать ему, сколько времени ушло, чтобы научиться делать левой то, что она так легко делала правой. Иногда девочка переставала понимать, что делает, и чувствовала себя как будто в зеркале, пытаясь что-то сделать левой рукой.
– А у тебя неплохо получается, – признал он.
– Для того, что я делаю, – да.
– А мне больше и не надо.
Маля испуганно посмотрела на солдата. В его голосе прозвучало что-то, похожее на извинение… сожаление?
С ним можно иметь дело? В нем осталось нечто человеческое?
Доктор Мафуз постоянно нудел – любой человек добр по своей природе. Судя по опыту Мали, он слишком хорошо думал о людях, но сейчас, глядя на сержанта по имени Ошо, она думала – в душе этого сурового парня, покрытого шрамами, осталось что-то живое, что она могла бы использовать.
Маля продолжила шить.
– Почему тебя называют Ошо?
Он вскрикнул, когда игла прошла сквозь кожу.
– Убил восьмерых врагов. Зарезал. У них были ружья, а я им горло перерезал. А Ошо – это «восемь» на каком-то языке. – Солдат дотронулся до глубокого ожога на щеке. Метки полковника Гленна Штерна. – Получил полные полосы за это дело. Громкий был случай.
Солдатики, столпившиеся вокруг, закивали.
– Легендарное было дельце, – согласились они.
– А как ты это сделал? – спросила Маля.
– Не твое дело, ошметок.
Всякая мягкость в его голосе исчезла. Даже если в душе у него и оставалось что-то доброе, голос сделался резким и грубым.
– Заткнись и шей.
– Я…
– Я вырву тебе язык и зажарю, если не заткнешься. И съем.
Жесткий и холодный, как кость. Очередной убийца со следами крови за спиной и целой рекой крови впереди.
Маля опустила голову и сосредоточилась на работе, мечтая, чтобы на нее никто не обращал внимания.