— Тогда разрешите третий вопрос: сколько у вас невесток?
— Три обычные и одна костельная, — был ответ.
— Как это? — удивился подпоручик.
— Да очень просто. Мой средний сын два раза женился, причем первый брак был и костельный, и гражданский, а развод только гражданский. А его костельная жена так нам всем пришлась по душе, что я до сих пор называю ее невесткой, а ее второго мужа считаю чем-то вроде зятя.
— Это не она, случайно, проживает на улице Знанецкого?
— Она.
— Понятно. Мне хотелось бы встретиться со всеми вашими невестками. Где их найти?
В глубине души я невольно посочувствовала этому молодому, симпатичному офицеру полиции — до сих пор были только цветочки, а вот сейчас ягодки начнутся! Не представляет, бедняга, какие сложности ему предстоят.
— Да в разных местах, — доброжелательно информировала я. — Одну в Канаде, вторую в Африке, третью в Варшаве, а четвертую... Четвертую где же? Понятия не имею.
— А которая из них костельная? Варшавская? Я подтвердила — именно варшавская. Подпоручик глубоко задумался. По всей вероятности, пытался осмыслить мое семейное положение. Может, стоит ему помочь? Ведь все равно установит, что самый младший мой сын пока не был женат. Нет, не стоит. Меня потрясла смерть Миколая, и я имею полное право в волнении малость запутаться в своих семейных обстоятельствах. Чем позже полиция их распутает, тем лучше.
— Выходит, кроме этой единственной, ни одной из ваших невесток вчера в Варшаве не было? — неожиданно спросил подпоручик. Надо же, как логично мыслит!
Кошмар! Такие неудобные вопросы задает... Неглупый молодой человек, надо лгать с умом. Когда могли убить этого проклятого Миколая, чтоб ему... Если вчера, у меня не будет алиби, похоже, как и у этой идиотки Иоанны. Ну, моих-то отпечатков пальцев у него не найдут, это точно, а вот на сумке могут и оказаться, ведь обнаружить машину Иоанны не очень сложно, холера, надо увести машину со стоянки и где-нибудь запрятать... Нет, придется опять врать, в конце концов, имею я право быть склеротичкой? В моем возрасте... И вообще не помнить, что я вчера делала.
Я уже открыла рот, чтобы начать врать напропалую, но меня спас телефонный звонок. Какой-то вежливый голос поинтересовался, нет ли у меня в данный момент подпоручика Вербеля.
— Это вас.
Подпоручик взял трубку, послушал, что ему сказали, что-то буркнул в ответ, положил трубку и помолчал, глядя в окно. Потом со вздохом поинтересовался:
— Случайно не улетела ли вчера одна из ваших невесток на самолете в Копенгаген?
И опять телефонный звонок спас меня от необходимости отвечать. Я подняла трубку. Езус-Мария, моя невестка!
— Послушай, положение осложнилось... — начала она, убедившись, что я у телефона.
— Нет, — ледяным голосом произнесла я. — Никакой пани Мациашек я не знаю. Ошибка. — И положила трубку.
Подпоручик терпеливо повторил свой неприятный вопрос. Чувствуя, что после звонка Иоанны я лишаюсь последней способности хоть что-то соображать, я пролепетала, тупо глядя на него:
— Не знаю. Возможно. Я же сказала вам — понятия не имею, где она может находиться.
— А которая из ваших невесток? Обыкновенная или костельная?
Телефон зазвонил снова. Эх, правду говорят, стрессы очень сокращают человеку жизнь! Я подняла трубку.
— Пани Хмелевская? — поинтересовался знакомый мужской голос.
— Да.
— Так какого черта валяешь дурака? Что там у тебя случилось?
— Исключено! — решительно прервала я разговор. — Во всяком случае, не сейчас.
— У тебя кто-то есть?
— Вот именно, Я очень занята и никаких заказов пока не принимаю. Мне очень жаль.
— Спятить можно! — радостно ответил Павел, которого я уже не слышала сто лет, и положил трубку.
— Вы совершенно правы, — сказала я уже неизвестно кому и тоже положила трубку.
По лицу подпоручика я поняла, что пока никому не пришло в голову прослушивать мои телефонные разговоры, и это меня несколько подбодрило.
— Так о чем вы спрашивали? — доброжелательно обратилась я к нему.
— Не улетела ли одна из ваших невесток вчера в Копенгаген? А если улетела, то которая из них? Обыкновенная?
— Если и улетела, то обыкновенная, но все равно бывшая. Бывшая жена моего старшего сына. Они сочетались только гражданским браком.
— И она носит вашу фамилию?
— Все мои невестки носят мою фамилию. За исключением той, что вышла замуж вторично.
— А адрес ее вы знаете? Я удивилась:
— Ведь вы тоже его знаете. На улице Знанецкого.
— Да нет, той, что улетела в Копенгаген. Так я ему и сказала! Ишь чего захотел.
— Нет, не знаю. Она, видите ли, вечно переезжает, видимся же мы редко. Где она сейчас живет, не знаю.
— А ее последний известный вам адрес?
— Где-то на улице Фильтровой, но точно не помню. И зрительно тоже не помню, не найду.
— В таком случае последний вопрос; что вы делали вчера между пятнадцатью и девятнадцатью?
Своим вопросом он меня добил. Бросило в жар, затрепыхалось сердце. Я намеревалась тщательно скрыть от властей, что именно я делала вчера, ибо опасность могла подстерегать меня на каждом шагу, Если Миколай был убит именно в этот промежуток времени, опасность заключалась в том, что никакого алиби у меня не было. Тогда они наверняка примутся за меня засучив рукава и по минутам проверят все, что я делала. Возможно, меня могла бы реабилитировать поездка в аэропорт, но вот об этом-то я не имела права и словечка проронить. А если не говорить о поездке, плохо мое дело, у меня были все шансы прикончить Николая...
— В пятнадцать я находилась у приятельницы, — сказала я. — В шестнадцать возвращалась от нее домой, на такси, так что доехала быстро. А когда доехала, то обнаружила, что оставила у приятельницы портмоне со всеми моими документами, и меня чуть кондрашка не хватил... Вы записываете на магнитофон мои показания?
— Вынужден с прискорбием признаться — не записываю.
— А, ну тогда признаюсь. Между нами говоря, с глазу на глаз. А если надо будет официально давать показания — отопрусь!
— От чего именно?
— От того, что я поехала обратно к приятельнице автобусом и без билета. Зайцем! Потому как денег у меня не было.
— Как же вы расплатились с таксистом?
— В кошельке немного оставалось денег, как раз хватило заплатить за такси. Я еще на всякий случай проверила, не оставила ли портмоне дома, хотя хорошо помнила, как вынимала его у приятельницы. И когда ехала к ней на автобусе, знала, что вряд ли застану ее дома, она собиралась уехать за город, но ведь надежда умирает последней. А вдруг она раздумала уезжать? А вдруг уехала, да вернулась, может, что забыла? Увы, дома ее не было. Вот я и жду, она должна вернуться сегодня вечером, а может, и вовсе завтра утром. Из вашего вопроса я делаю вывод, что пана Торовского убили вчера между пятнадцатью и девятнадцатью, правильно? Ну так вот, это не я! Может, вам удастся как-то меня исключить из числа подозреваемых, просто мне жалко вашего времени... Очень повредит следствию, если вы мне назовете точное время убийства?
