– Моя мама всегда давала мне жвачку, когда меня тошнило, – ответила она. – Твоя тоже?
– У моей мамы глупый мозг, так что она не может обо мне заботиться. Это Берни дает мне жвачку, – сказала я, твердо решив говорить Джорджии только правду.
– Берни – это твой папа?
– Нет, это наша соседка, но вообще-то она с нами живет. Она нам как родственница. Нас только трое, и еще у меня, может быть, есть бабушка, но я пока точно этого не знаю… Долго рассказывать, – добавила я.
Джорджия была полной противоположностью Элис – ей больше нравилось задавать вопросы, чем говорить. За те два дня, что мы провели вместе в автобусе, я, наверное, ответила на миллион вопросов. Как я и говорила, мою историю было долго рассказывать, но Джорджия, по-видимому, хотела ее послушать, а я, по-видимому, хотела ее рассказать, потому что ничего от нее не скрывала.
– Хочешь конфетку? «Фиалочку»? – спросила Джорджия, когда мы на секунду замолчали. Она порылась в сумочке и достала пачку конфет в серебристой фольге.
Я взяла одну и положила в рот, но через секунду выплюнула.
– На вкус как духи, – поморщилась я.
– Да. Но зато от них дыхание свежее. – Она подула в мою сторону, и я почувствовала теплый ветерок с цветочным запахом.
– Ага, – согласилась я.
– Очень важно иметь свежее дыхание, – сказала она.
Я хотела спросить у нее, хорошее ли у меня дыхание, но постеснялась. Вместо этого я на всякий случай сунула «Фиалочку» обратно в рот.
– Как ты думаешь, ты пойдешь в колледж после школы? – спросила меня Джорджия.
Я еще не рассказала ей, что не хожу в школу.
– Меня всему учит Берни, – сказала я, – так что я не хожу в школу. Наверное, она меня будет учить и дальше.
– Мне кажется, один человек не может учить, как в колледже – там целая куча преподавателей, – сообщила Джорджия. – И потом, вдруг ты захочешь учиться чему-то, чего Берни не знает?
– Чему? – удивилась я.
– Не знаю. Например, домоводству. У моей мамы была такая специальность в колледже.
– А что такое домоводство? – спросила я.
– Когда занимаешься домом. В то время женщин учили таким вещам: готовка, шитье и как быть безупречной матерью.
– И она безупречная мать?
– Наверное, была, но я ничего не помню, потому что она заболела раком и умерла, когда мне было пять лет.
Я не знала, что ответить. Никто из моих знакомых никогда не умирал. Кроме отца Берни, но я не была с ним знакома, только слышала о нем. Мне стало очень жалко Джорджию – я не могла представить, каково мне было бы потерять маму или Берни.
– Извини, – сказала я. – Я не знала.
– Откуда тебе было знать? Ни на ком не написано, чего у них нет, – усмехнулась она.
Джорджии было восемнадцать, и она ехала учиться в колледже. Она знала, кто ее отец и мать и что назвали ее Джорджией, потому что ее мама родилась в Атланте, штат Джорджия. У нее было двое бабушек и дедушек и собака по имени Фриски, которой разрешали спать у нее на кровати. Но несмотря на все различия, между нами с Джорджией было что-то общее. Мы были похожи, как две желтые уточки в «Пексесо», одна в середине, а другая – в верхнем левом углу.
– Ты по ней скучаешь? – спросила я.
– Да нет. Мой папа очень хороший, и у меня всю жизнь не было никого, кроме него, так что я себя чувствую нормально, понимаешь?
Ж.У. Желтые уточки. Я прекрасно ее понимала. Нельзя скучать по тому, чего не помнишь.
– Ты когда-нибудь слышала слово «сооф»? – спросила я.
– А как оно пишется?
Я сказала, и она покачала головой. Тогда я рассказала ей про мамин список слов и как я оставила Рино из-за этого слова.
– Может, «сооф» – это человек? – задумчиво произнесла она.
– Может быть, – кивнула я.
– Твоя мама всегда была такая или с ней что-то случилось? – спросила Джорджия.
– Мне кажется, что всегда, но точно я не знаю.
– А твой папа? У него тоже был глупый мозг?
– Я не знаю, кто мой отец.
– Может, он и есть «сооф», – сказала она.
Я начинала думать, что некоторые вещи, хотя и происходят как будто случайно, на самом деле имеют смысл. Это было как везение, но еще таинственней. Если бы я не встретила Элис и меня не стошнило от собственного вранья и если бы связь с Берни работала как надо, я бы, может, никогда не встретила Джорджию. А если бы я не встретила Джорджию и все бы ей не рассказала, она бы не поду мала о том, что мне даже не приходило в голову: возможно, «сооф» – это имя моего отца.
Глава 12. Опять
– А в колледже ты будешь учиться домоводству, как твоя мама? – спросила я Джорджию.
– Нет, я буду изучать психологию.
– Что это?
– Это про то, как люди мыслят. – Она постучала себя по макушке длинным указательным пальцем. Я обожала следить за руками Джорджии. Грациозные и белые, они порхали вокруг, словно птицы, когда она говорила. – Я буду или социальным работником, или психологом.
– А как люди мыслят? – спросила я.
– По-разному. Мозг похож на часы. Ты когда-нибудь видела часовой механизм изнут ри?
Я покачала головой.
– Папа однажды мне показал. Там внутри много двигающихся деталей. Шестеренки, гвоздики, пружинки – все должно работать безупречно, иначе часы будут отставать или спешить.
Я подумала о том, как Берни сравнила маму с машиной, у которой не хватает деталей. Раньше при этих словах я почему-то всегда думала о стиральной машине, но теперь представила маму с неправильными часами в голове.
– Как ты думаешь, можно починить чей-то мозг, если он плохо работает? – спросила я.
– Иногда можно, – ответила она.
– Как?
– Можно сходить к психологу.
– И что он сделает?
– Он будет задавать вопросы. Спрашивать тебя про твои сны. У меня были факультативные уроки психологии в последнем классе, но, если честно, я не очень хорошо помню, что мы проходили. Кроме языка тела. Мне кажется, это жутко интересно, – сказала она.
– А что такое язык тела? – спросила я.
– Ну, например, видишь того парня, через три сиденья впереди, в красной рубашке? Видишь, как он отклоняется от женщины, которая что-то ему рассказывает? Ему не нравится с ней разговаривать, и, хотя он не говорит ей об этом словами, это ясно по тому, как он себя ведет. Это и есть язык тела.
Я посмотрела на парня, о котором она говорила, и увидела, что он и вправду немного отклоняется от сидевшей рядом с ним женщины.
