– …допрашивал, – согласился оппозиционер. – Ой, как он ее допрашива-а-ал…
– Да ты что, совсем ополоумел? – сорвался с места боярин Бореслав, – и за это вот имбычмент? Да ежели наш царь батюшка акромя царицы еще и княгиню может, то значит он кобелина еще тот! Жеребец! Да мы за него все как один горой!
– А вот оппозиция считает…
– А вот мы ей сейчас зубы-то и пересчитаем!
Кто-то вывернул из-под оппозиционеров лавку, и она полетела прямо в сторону зеркала, в которое пялился пораженный Ванюша. Старушки истерично взвизгнули и сделали дружный пасс в сторону связного устройства. Зеркало потухло.
– Ить, чё твориться-то, Васильевна, – всплеснула руками одна старушка, – какими словами царя батюшку поносят! Ымбычмэнт! Будь я на его месте всех бы оттуда поганой метлой! – тут она перевела взгляд на таращащегося на них Ванюшу. – Матрена, наш идиет очнулся.
Матрена, сухонькая, бойкая старушка, которая накануне заманила Иванушку в ловушку, подскочила к нему и дунула в лицо золотой пыльцой с ладошки. Веки Ивана потяжелели, и он вновь погрузился в сон.
* * *
Сознание вновь возвращалось к Ивану.
– Матрена! Да разберись ты с ентой малахольной! Опять в дверь долбит.
– Так полдень же. Связь прозеваем.
– Сами справимся. Ты по-быстрому эту дурочку ублажи и выпроводи.
На этот раз он не стал полностью открывать глаза, а лишь слегка приоткрыл их, и сквозь узкую щелочку век начал наблюдать за суетящимися старушками. Матрена прошурушала старческими ножками по лестнице вверх, прикрыла за собой люк погреба, и пошла разбираться за надоедливой клиенткой.
– Федосья, лей!
Иван скосил глаза. Одна из оставшихся старушек плеснула дымящееся зелье на зеркало, и оно пошло голубыми волнами. Пользуясь тем, что на него не обращают внимания, Иван осторожно пошевелил пальцами. Тело слушалось! Юноша начал напрягать мышцы. Первая веревка лопнула. К счастью этот звук совпал с включившимся на прием зеркалом, и за гулом голосов боярской думы старушки его не расслышали.
– Ну, вот, – расстроилась Федосья, – опять заседают. О чем царь батюшка думает? Тут такие дела творятся, а он…
– Ему державному виднее, – одернула товарку Васильевна, – знать поважнее дела решать будут.
– А я ему все ж напоминание пошлю, – Федосья сделала пасс в сторону вошедшего в тронный зал царя батюшки, прикрывавшего рукой правую сторону лица.
Кольцо на безымянном пальце левой руки начало сжиматься. Владемир недоуменно посмотрел на него…
– Провалиться! Связь… позже! – рявкнул он прямо в зеркало, – не до вас!
– Что это с вами, царь батюшка, – всплеснул руками боярин Болеслав, – чтой-то вы ручкой за щечку держитесь? Аль хворь какая приключилась? Зубки болят?
– Я же предупреждал, чтоб о княжне ни кому ни слова!
– А что такое?
– Царица матушка мне вотум недоверия сковородкой высказала, – яростно прошипел Владемир, отрывая руку от лица.
Все ахнули. Левая половина лица державного заплыла огромным синяком с фиолетовыми разводьями.
– Мне то ладно, вы б посмотрели, какой вотум она княжне вынесла! Ни одной волосинки на голове не осталось! Узнать бы какая сволочь царице матушке сковородку принесла. У нее рука тяжелая…
– Так оппозиция не со всеми поставленными вопросами была согласна, – неосторожно вякнул боярин Митрофан.
– Ах, вот в чем дело… – Владемир начал засучивать рукава.
– Царь батюшка, – заволновался отец Онуфрий, – по протоколу вам в дебатах участвовать нельзя. Не демократично это.
– Да задолбал ты меня своей демократией! – рявкнул на него Владемир, перехватил поудобнее державу, и ринулся восстанавливать монархию.
Дрожали не только стекла и стены тронного зала, но и зеркало, честно отображавшее процесс реставрации царской власти. Когда вибрация достигла максимума, оно в целях сохранения отключилось автоматически, и сверху до Ивана донесся еле слышный нежный голосок клиентки, которую Матрена безуспешно пыталась выпроводить на улицу.
– Я понимаю, что вы очень заняты, но мне просто необходимо, чтобы вы погадали на моего суженного из деревни Недалекое.
«Ага, волча работает», – обрадовался Иван, удвоил усилия, и лопнула еще одна веревка. Дуракам действительно везет, ибо в этот момент опять возобновилась связь, и сердитый окрик царя батюшки вновь заглушил все остальные звуки. На лице державного красовался еще один фингал.
– Какого хрена в самое неподходящее время? Видите у меня тут совещание!
– Царь батюшка, – пали ниц перед зеркалом старушки, – все пропало! Агента взяли, явка наша вот-вот накроется!
– Это какая пи-и-и… – в зеркале раздался длинный тональный звонок, и хоть державный и разевал рот, о чем шла речь понять было совершенно невозможно. Наконец Владемир выдохся, почесал затылок, заставив корону съехать на ухо. – А чтой-то там пищит? – спросил он.
– Так царь батюшка, – начала оправдываться Федосья, – зерцало-то венецианское, не все исконно русские слова разбирает.
– Тьфу! Бездари. Нормальному языку стекляшку обучить не могут! Так что там у вас случилось?
– Да вот эта вражина нашего агента уработала! – ткнули старушки в сторону Ванюши, который уже стоял за их спиной. – Ой! На волю вырвался!
Царь подался вперед, внимательно рассматривая Ивана.
– Ваня, идиот! Опять ты? Пи-и-и… – все, что державный о нем думает Ванюша без труда определил по брызжущей с другой стороны зеркала слюны, −…и если сам все не исправишь, я тебя лично подвергну остракизму и пи-и-и… – царь батюшка за последнее время много новых слов узнал от патриарха. Он не учел только, что случайно поумневший Иван тоже.
– Папик, – распустил пальцы веером Ванюша, как только державный слегка выдохся, – ну все понятно, о чем базар. Все решим. Кого надо завалим, кого надо подмажем. Считай все уже сделано. Вот только волыну достану и миль проблем!
– Ой, мама, – только и смог выдавить из себя ошарашенный царь.
Мимо его уха пролетел трон. Похоже, процесс реставрации монархического режима до конца еще не был завершен.
– И ваще, все зло от царизьма идеть! – послышался петушиный голосок Епишки, шамкавшего вставной челюстью, – наши деды и отцы с Кощеем воевали, а царь шволошь с ним на мировую пошел! А ить любому дураку ясноть, шо за всеми ентими безобразиями в царстве Анрияна, ента вражина стоить. А ить он тоже царь! Потому-то Владемирка его и выгораживаить! Долой самодержавие!!!
Это привело державного в чувство.
– А ну, подать сюда оппозицию! Я щас зверствовать буду!!!
Такой дозы децибел зеркало не выдержало и вновь отключилось.
– Так ты свой, что ли? – ахнули старушки.
