Я шагала по тропе среди утесов в Полперро, где растут береговые розы. Я несла продукты к нам в домик. Бутылки с тоником, вишню, картофель, шпинат, чипсы, лимоны и дюжину гребешков. А еще в городском магазине продавали лед и хворост. Впрочем, в Корнуолле все магазины торговали льдом и хворостом.
Бутылки с тоником били меня по коленям. Внизу какая-то моторная лодка проложила себе дорогу среди целой тучи чаек. Она смотрелась как-то волшебно в окружении птиц. Вообще тут многим можно восхищаться: сваями в доке, якорными цепями, исчезающими глубоко в воде.
В Корнуолле мы ужинали вместе каждый вечер, и у нас были бесконечные темы для разговоров. Сестра была самой любимой моей собеседницей, потому что ее интересовало именно то же, что и меня. Рэйчел готовила еду, а я ходила по магазинам, и меня это вполне устраивало. Мне нравилось наблюдать за тем, как все лодки устремляются в одну сторону от причала и как они все вместе устраиваются в гавани на ночь.
Я умирала от голода. Мы все время хотели есть.
– Это все морской воздух, – пояснила тогда Рэйчел.
Я ходила за продуктами почти каждый день, чтобы пополнить наши запасы. Мне хотелось соли, чипсов с уксусом, которые на вкус напоминали морскую воду, а Рэйчел уплетала ириски целыми упаковками.
– Они так же восхитительны.
Я несла продукты по тропинке. Берег был усыпан розовыми розами, а центральная улица Килбурна находилась от нас за сотни километров. Позже, когда я разобрала сумки с продуктами, солнце, пробиваясь сквозь ряды серых туч, зажгло красную тропинку на воде.
– Солнечная дорога, – заметила Рэйчел.
Глава 18
Когда я возвращалась из дома сестры, на дороге мне встретился священник. Он остановил меня и представился. Ему на вид чуть больше тридцати, и он напоминает мне тех мальчишек, с которыми я ходила в школу. Кто знает, как так получилось, что он очутился здесь, да еще в такой роли. Ему больше подошла бы работа банковского служащего.
Священник спрашивает меня насчет похорон.
– Они пока еще не разрешают мне похоронить Рэйчел, – говорю я. Мы стоим у ручья, тоненькой струйки, исполняющей скорее декоративную роль в городке. Он извивается по Боар-лейн между домами и дорогой. Священник убеждает меня, что в любом случае можно провести панихиду, и предлагает самому отслужить службу.
– Рэйчел не была религиозным человеком. Она считала, что любая религия предполагает поклонение, а некоторые, ну как ваша, просто лучше отвлекают людей от того факта, что необходимо поклонение.
– Это может быть и светская служба, – говорит он. Его желание угодить начинает нервировать меня. Не этого я ожидала от священника.
– Ах, даже так? – спрашиваю я, а он в это время скидывает в ручей камешек мыском ботинка. Мы оба смотрим на то, как камешек тонет в воде.
Священник говорит:
– Я хочу помочь и считаю, что панихида обязательно должна быть проведена. Чтобы почтить память Рэйчел. У нас есть помещение на сто человек. Не хотите ли пройти и посмотреть прямо сейчас?
Пыль, дерево, зимний солнечный свет, окна с черными средниками, запах свечей, похожий на тот, что растапливала моя соседка по комнате в Эдинбурге, когда смешивала краску с пчелиным воском для своего художества. Англиканская церковь. Нам никогда не приходилось посещать церковь, когда мы еще были девочками, поэтому она вызывает у меня воспоминания только о венчаниях и Анне Болейн.
– Здесь было бы хорошо, – соглашаюсь я.
Итак, мы сидим в первом ряду в пустой церкви, планируем, как провести службу, и он говорит:
– А я ведь знал ее.
– Правда?
– Она иногда оставляла у меня Фенно.
Мне кажется, что у священника не слишком много обязанностей, а он, должно быть, человек одинокий. Представляю себе, как он ведет беседы с Фенно во время прогулки, и мне кажется, что у меня сейчас разорвется сердце.
Мы обсуждаем телефонные звонки. Прежде чем позвонить Хелен, я выхожу в сад и шагаю вдоль церковной стены. Рэйчел была ее лучшей подругой и крестной матерью ее дочери.
Хелен всегда заставляла меня понервничать. Она приехала в Оксфорд из Мельбурна вместе с дочерью Дейзи, когда та была еще младенцем, и воспитала ее самостоятельно, одновременно учась на медсестру, а потом еще и работая по специальности. Одна мысль о том, как Хелен в одиночку справлялась со всем домашним хозяйством, всегда вызывала во мне чувство собственной несостоятельности. Трудно представить, как она успевала отдавать ребенка в ясли, а после смены забирать домой, при этом постоянно грея молочные смеси для ребенка. Мне кажется, у меня и часть работы не получилась бы, а Хелен безропотно успевала повсюду.
Она отвечает на звонок, и голос ее поначалу кажется мне чересчур жестким. Мы обсуждаем полицейское расследование, и Хелен соглашается произнести прощальное слово.
После недолгой паузы я спрашиваю:
– Какой Рэйчел была последнюю неделю?
– Нормальной, разве что немного замкнутой. Она говорила, что работа отнимает много сил и времени.
– Почему Рэйчел поехала пожить у вас?
– У нее котел в подвале сломался, – поясняет Хелен, – и дом остался без отопления.
Рэйчел солгала ей. Я бы заметила, если бы в доме было непривычно холодно в пятницу вечером.
– Она говорила вам о том, что вскоре переезжает? – интересуюсь я.
– Нет. А куда?
– В Корнуолл. Сейчас она уже могла быть там.
– Нет, это невозможно. Рэйчел ни разу и словом не обмолвилась.
– Как вы считаете, кто мог это сделать? – спрашиваю я.
– Я не знаю. – Хелен замолкает ненадолго. – Может быть, Рэйчел вообще тут ни при чем, а во всем виновата эта местность.
– Что вы имеете в виду?
– Слишком уж места у нас уединенные, хотя не так далеко проходит шумная автострада. А куда именно в Корнуолле она собиралась отправиться?
– В Сент-Айвс.
– Мне казалось, что ей нравится Лизард.
– Мы были там. Рэйчел никогда бы не выбрала место, где была раньше, если хотела спрятаться от кого-то. Она когда-нибудь вам говорила про человека по имени Кит Дентон?
– Нет.
– Вы уверены?
