На примере людей, подобных Марии, я мог наблюдать судьбу тех, кто пострадал от высокой инфляции. «Безрубашечники», или descamisados, работали за деньги, которые очень быстро обесценивались, превращаясь в бумажки. Богатые платили беднякам быстро обесценивающимися деньгами, а свои сбережения держали в чем угодно, только не в местной, постоянно дешевеющей валюте. Из-за инфляции происходило расслоение населения: богатые богатели, а бедные еще больше беднели. Получалось, что, по сути, Мария и сотни тысяч подобных ей «безрубашечников» заплатили за современные и красивые дома, в которых жили богачи Буэнос-Айреса.
Марии было очень интересно взглянуть на то, что я хотел ей показать. Она отложила дела и последовала за мной в квартиру.
Рост Марии составлял около ста пятидесяти сантиметров. У нее была огромная грудь; она страдала от артрита и бурсита. Кроме того, у нее были настолько кривые ноги, что между ними мог бы легко проскользнуть поросенок, но так как поросят в школе не было, проверить мое предположение по поводу поросенка на практике было довольно трудно.
Мария шла медленно, а я начал рассказывать ей о моих приключениях во время отпуска. У нее уже давно болели колени, и она шла переваливающейся походкой, как пингвин. Мария медленно поднималась по лестнице, держась за перила. Она тяжело дышала, и, когда поднялась по лестнице, на ее лице появилась радостная улыбка. Она была рада быть полезной, несмотря на все болезни, от которых страдала, и все трудности, которые пережила. За все время нашего знакомства я ни разу не слышал, чтобы она жаловалась на свою судьбу, и я любил ее, как собственную бабушку.
Она была готова помочь любому, кто просил ее о помощи, и у нее было такое доброе сердце, что все называли ее Санта Мария, то есть святая Мария. Она так сильно любила учеников и молодых преподавателей школы, что, казалось, была готова их усыновить. Я помню, как однажды прачки начали забастовку, и, чтобы Марии не пришлось самой стирать наше белье, я и ученики начали делать это сами. Через две или три недели прачки добились увеличения зарплаты. Произошло это главным образом потому, что матери шестнадцатилетних верзил, учившихся в школе, пришли в ужас от того, что их драгоценные чада будут сами стирать свои трусы (или продолжать ходить в грязных, что было бы еще хуже), поддержали прачек и написали петицию руководству школы, после чего конфликт быстро уладили.
Я открыл выходящую на террасу дверь. Хуан Сальвадор с любопытством осмотрел нас с ног до головы, и, как я и ожидал, сердце Марии мгновенно растаяло при виде пингвина. Она присела, и Хуан Сальвадор подбежал к ней, чтобы получше ее рассмотреть. Я рассказал Марии, как пингвин попал в нефтяной разлив, после чего она, естественно, так к нему прониклась, что захотела и его усыновить. И, замечу, Хуан Сальвадор был совершенно не против того, чтобы о нем заботились, причем это касалось не только Марии, но и всех остальных людей. Она присела на парапет и начала его гладить.
Я спросил Марию, не хочет ли она покормить пингвина, и она не возражала. После каждой съеденной рыбы пингвин энергично хлопал крыльями и тряс хвостом в знак своей благодарности. В общем, мой охотник за рыбой оказался большим специалистом по части амурных дел, и Мария была совершенно очарована пингвином. С тех пор она часто приходила, чтобы покормить его чем-нибудь вкусненьким.
Потом я пришел к директору и сказал ему, что вместе со мной временно поселился пингвин. Я сообщил директору также о том, что если пингвин будет чувствовать себя хорошо, то в ближайшие выходные я отвезу его в городской зоопарк. То же самое я сказал и старшему воспитателю Ричарду. После того как я рассказал им о моем новом постояльце, народ так и повалил ко мне в гости, чтобы посмотреть на пингвина.
В тот же вечер в столовой для сотрудников я поведал историю встречи с пингвином на побережье и объяснил, почему птица теперь живет на террасе. Мои коллеги с большим интересом выслушали рассказ о том, как я очищал пингвина. Потом я упомянул имя, которое дал птице.
– Нет, правильнее было бы его назвать Хуаном Спасенным, Хуаном Сальвадо (исп. Juan Salvado), – сказал Джон. Все присутствующие согласились. С тех пор в узком кругу близких друзей птицу называли Хуаном Сальвадо, однако для всех остальных пингвин оставался Хуаном Сальвадором.
Всем учителям захотелось познакомиться с пингвином, поэтому после ужина мы отправились на террасу, чтобы я мог представить птицу своим коллегам. Учителя расселись на стульях и на парапете террасы. В одну сторону они передавали друг другу бутылку портвейна, а в другую – пакет с рыбой. Хуан Сальвадор подбегал к человеку, у которого был пакет с рыбой, и получал от него рыбешку. Вскоре пингвин наелся и перестал интересоваться едой, однако продолжал радоваться общению. Потом птица постепенно успокоилась, и разговор переключился на другие вопросы, волновавшие нас в то время, а именно: о безответственном отношении молодых новобранцев к вверенному им оружию, а также о шансах местного футбольного клуба «Квилмес» на победу в чемпионате Аргентины.
В тот вечер я впервые наблюдал, как совершенно спокойно, без всякого страха Хуан Сальвадор находился в компании людей. Его совершенно не смущало, что люди были гораздо выше ростом. Я наблюдал, как он приветствует людей на террасе, и обратил внимание на его дружелюбность, словно всем своим поведением он показывает желание подружиться. Нет, я не совсем точно выразился: он был просто вне себя от счастья, когда к нам приходили гости. Хуан Сальвадор вел себя так, будто к нам в дом после долгой разлуки или трудного путешествия заглянул старый добрый друг. Хуан Сальвадор вел себя как непосредственный и любопытный ребенок, однако в отличие от детей интерес птицы к гостю не ослабевал, а находился на одном и том же уровне. Я бы сравнил его поведение с образом идеального хозяина на великосветском приеме. Он был настоящим Его Превосходительством доном Хуаном Сальвадором де Пингвино. Было видно, что «хозяин» вечеринки образован, с чувством юмора, одет в безукоризненный черный фрак и белую бабочку; казалось, его уверенность в себе отражает благородное происхождение, блестящее образование и широкий кругозор. Птица обходила гостей, как настоящий король бала. Он подходил к гостю, всем своим видом показывая, что очень рад его обществу, однако правила этикета не позволяли ему уделять все свое внимание одному человеку и он должен двигаться дальше, чтобы успеть пообщаться с остальными приглашенными. Несмотря на то что именно гости кормили его рыбой, складывалось впечатление, что хозяином вечера все равно был Хуан Сальвадор.
В тот первый вечер, когда мои коллеги пришли взглянуть на пингвина, я заметил, что птица наелась и постепенно стала «клевать носом». Глаза Хуана Сальвадора начали закрываться, а голова опускалась все ниже и ниже. Через некоторое время я увидел, что он заснул стоя, прислонившись к парапету. Глядя на птицу, я понял, что она осталась довольна проведенным вечером.
Следующий день был последним свободным днем перед возвращением учеников после каникул. Я уже рассказал всем о существовании Хуана Сальвадора, и мне больше не надо было его прятать, поэтому я решил дать ему возможность подвигаться и прогулялся с ним по полям и лугам.
