Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
К усадьбе подошло еще несколько тупорылых грузовиков с пехотой. Солдаты сидели в кузовах, ждали, должно быть, когда закончатся бомбежка и артобстрел, чтобы беспрепятственно двигаться вперед. И в самом деле, стоило только улететь самолетам, грузовики, набирая скорость, покатили по дороге.
«Из орудий бы их сейчас… В морды их тупые!»
Барканов совсем забыл, что дорога минирована.
А немцы, уверенные, что, если и остался кто живой в овраге, серьезного сопротивления он не устроит, смело ехали походной колонной. Только автоматы и пулеметы держали наготове. Пограничники в это время переносили с флангов пулеметы скрытно, но поспешая, связывали гранаты, потом прижались к земле, притихли, чтобы как можно неожиданней ударить. Вот уже отчетливо слышен возбужденный говор фашистских солдат… Нервы напряжены до предела, но все терпеливо ждали сигнала начальника заставы. Наконец он привстал, бросил под колеса первой машины связку гранат и упал, словно вдавился в землю. Взметнулся мощный взрыв (в него вплелись вопли), вслед за первым – прогрохотал второй, такой же мощный: следующий автомобиль наехал на мину.
– Огонь! – скомандовал Барканов и начал бить из трофейного немецкого автомата по машинам.
Немцы выпрыгивали из кузовов и укрывались в траве, из задних машин уже ударили автоматы и пулеметы. Вражеские пехотинцы плотной цепью бежали в атаку. Не укрываясь в траве. Даже не пригибались. Но стреляли беспрерывно.
Все повторилось: гранаты, выстрелы в упор, рукопашная. Немцы отступили. В овраг полетели снаряды и мины. В сумерках их шипение и вой казались особенно зловещими.
«Где же батальон? – спрашивал себя Барканов, – Еще пара таких атак, и от заставы не останется и половины!»
Андрей предполагал, что фашисты сразу же повторят атаку, но приближалась ночь, а признаков активности со стороны противника не было.
«В темноте хотят, – теперь уже с уверенностью думал Барканов. – Ну что ж, и ночью встретим!..»
Он уже решил, что сам останется с пулеметчиками, а заставу отведет на опушку старшина. Знал, что комендант обязательно потом упрекнет его, дескать, начальнику заставы заставой командовать надлежит, а не лихачить, но знал и другое: здесь будет очень трудно. А если кто дрогнет, поплатятся все. Андрей верил своим подчиненным, но себе верил все-таки больше…
В овраг скатился посыльный от капитана Хохлачева. Колени, локти и даже грудь его были густо перепачканы зеленью.
– Товарищ старший лейтенант, комендант приказал начать отходный маневр, – доложил посыльный. – Разрешите возвращаться?
– Да. Передайте коменданту: я остаюсь с группой кинжального огня.
Подождав, пока посыльный выберется из оврага и уползет в траву, Барканов собрал командиров отделений и старшину.
– Отходим. Но главное, чтобы враг поверил, что мы отступаем. Отход маскировать нужно, только с умом. Чтобы фашисты заметили, а в обмане не заподозрили. Начало отхода через пять минут. Вопросы?
– Ясно, – дружно ответили отделенные и поспешили к своим подчиненным.
– А на тебе – вся застава, – сказал Барканов старшине. – Действуй!
Отход начался дружно. Бойцы быстро поднимались по склону оврага и скрывались в густой высокой траве, только в нескольких местах мелькнули то ствол ручного пулемета, то взваленный на спину станок «максима», то зеленая фуражка. Немцы почти сразу же перенесли артиллерийско-минометный огонь на луг за оврагом.
«Давай-давай! Молодцы! Отменно!» – похваливал фашистов Барканов, наблюдая за лугом. Ждал, пока застава укроется в лесу.
Перед самой опушкой пограничники вскакивали, бежали в лес, перепрыгивая окопы. Все это тоже казалось естественным: люди спешили укрыться за деревьями от мин и снарядов, поэтому у немцев никаких подозрений не вызывало. Самоходные установки, открыто стоявшие близ усадьбы, невидимые гаубицы и минометы начали обстреливать лес, и он глухо стонал, словно прощался с гибнущими деревьями и пограничниками.
– Пора, – обратился Барканов к оставшимся с ним бойцам. – Пошли!
Сам направился к пулемету, замаскированному рядом с дорогой. Он не сомневался, что немцы начнут наступление сразу, чтобы «на плечах» отступавших пограничников ворваться в Руцаву, но понимал и то, что на рожон враги больше не полезут, осторожно пойдут. Могут даже послать впереди разведку.
«Пропустим. Не должны нас обнаружить. Иначе все планы вверх ногами полетят».
Опасения Барканова оказались напрасными: немцы начали наступление без разведки. Колонна машин тронулась по дороге, спустилась в овраг и расползлась вправо и влево. Грузовики глушили моторы, солдаты спрыгивали на землю и, подчиняясь негромким командам, строились.
«Сейчас, сейчас. Пусть от машин отойдут немного, – сдерживал себя Андрей. – Еще чуть-чуть. Еще…»
Когда немцы густой цепью начали подниматься на склон оврага, Барканов нажал на гашетку и увидел, как сразу же упало несколько человек, а остальные остановились словно вкопанные.
«Что? Опешили!» – злорадствовал Барканов, неторопливо ведя пулемет по фашистской цепи. Он не слышал, как начали стрелять другие пулеметы, а справа и слева в овраг стремительно ворвалось раскатистое «Ур-ра-а-а!» – Андрей стрелял и стрелял по фашистам, метавшимся в панике по оврагу, а когда закончилась лента, крикнул второму номеру: «Давай!» – передернул замок и снова нажал на гашетку. Остановился, когда вдруг увидел пограничников с карабинами наперевес.
Всего несколько минут длился рукопашный бой, и овраг очистился от фашистских солдат. Грузовики остались у пограничников.
– Немедленно увести их в лес, – приказал Хохлачев. – Скорей!
Сам опустился, тяжело дыша, на траву рядом с Андреем.
Но можно было и не спешить: немцы почему-то не стали обстреливать овраг из орудий и минометов. Это удивило и обрадовало пограничников. Хохлачев приказал подправить огневые позиции, вырыть новые огневые точки для пулеметов. Убитых похоронить в братской могиле.
Перед рассветом работу прекратили и, привалившись к стенкам окопов, расслабились, закурили…
Глава седьмая
Четвертый день Мария плелась в колонне таких же грязных, обессиленных от голода людей, ничего не воспринимая, ничего не чувствуя. Она так похудела, что платье болталось на ней, как мешок, надетый на доску. Второй день во рту у нее не было ни крошки, но она не хотела ни есть, ни пить. Ей беспрестанно слышался едва уловимый плач дочери, обессилевшей от голода; ей виделось дерево, возле которого двое мужчин разгребли прелую хвою и трухлявые сосновые шишки, чтобы положить в неглубокую ямку мертвую Галинку; они, прикрыв лицо малютке одеяльцем, засыпали ее той самой прелой хвоей и трухлявыми шишками. Мария кинулась было к холмику, но мужчины удержали ее, и когда конвоиры, два откормленных эсэсовца и несколько айзсаргов начали прикладами поднимать сидевших в изнеможении пленников, кто-то помог подняться и Марии, затем втиснул ее в толпу. Кто это сделал, она даже не заметила, все время поворачивала голову назад, пытаясь вырваться из жестких рук мужчин, которые вели ее, держа под руки. Молчали. Боялись поплатиться за разговоры смертью. Да и не думали, что она может понять по-латышски.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
