— Вы сняли комнату? — спросил я.
— Да, в отеле «Сайма». Если моя работа удовлетворит вас и вы меня не уволите, я подыщу комнату в частной квартире, — ответил он учтиво.
Я указал ему статьи экономического характера и предложил перевести их с финского и шведского языков на русский.
Он приступил к работе.
Переводил он прямо с листа, и первые страницы работы могли удовлетворить самого строгого шефа. Чисто и точно, отличным литературным языком.
Я оставил переводчика в своей квартире и, сославшись на дела, пошел в город.
Вернувшись через три часа, я застал его за работой, но во второй комнате, где было мое бюро, мне бросилось в глаза чье-то «любопытство».
Утром до прихода Гейманса я принял меры к выяснению заинтересованности нового сотрудника моей личной жизнью и деятельностью.
Не выдавая себя, я закрыл за собой дверь и принялся «ловить».
В письменном столе, на обсыпанных пудрой листах бумаги виднелись следы пальцев, кто-то развязывал перевязанные шелковой ниткой письма и забыл количество перевязей.
В шифоньерке — массивный блокнот сдвинул воткнутую в дно ящика булавку, сигарный ящик вышел из границ нарисованного мной прямоугольника и коллекция открытых писем Китая не была на отмеченном месте.
Факты были налицо — мой переводчик был шпион или же просто искал, что бы стащить.
Надо было разоблачить его и выяснить, кто скрывается под личиной безработного журналиста.
Если он был шпион, то опытный, хладнокровный и давно готовившийся к операции надо мной.
Чувство жалости и желание действительно помочь Геймансу сменились теперь открытой неприязнью. Я решился возможно скорей установить его профессию и под каким-либо удобным предлогом избавиться от него.
Ничто не выдавало его, когда я вернулся к нему.
— Можете идти обедать, а часов в пять придете продолжать работу, — сказал я, стараясь быть любезным.
Он передал мне исписанные листы бумаги.
— Я не знаю, как перевод вышел. Давно не работал, — произнес он, надевая пальто, — исправления необходимы.
— Отлично. Я просмотрю все. Если вас не затруднит, то купите мне у Даниеля бумаги для пишущей машины, — сказал я Геймансу и дал ему денег для покупки.
Как только он вышел, я переоделся и, заперев квартиру, поехал к «Спортсмену».
К пяти часам вечера на угол Генриховской и Антин улиц был поставлен агент для наблюдения за Геймансом… Газетчик.
Девять дней менялись агенты, дни и ночи велось наблюдение, и скромный переводчик приобрел подлинный лик.
Мне было все ясно — шпион. Один из его рапортов был выкраден из номера гостиницы и в заказном письме послан на имя Альбина Герна в Ригу, куда он поехал после депеши от начальника рижского отдела Разведупра.
Бобрищев потешался над влопавшимся «рижанином» и на моем рапорте, препровожденном в Ригу, поставил резолюцию:
«Герн отличный агент, но прошу в наш район не посылать. Сумму, выданную ему номер 5 рез., уплатить счет финотдела. Бобрищев».
— Откуда у этого парня финна документы? — спросил я у военного атташе после доклада по делу Гейманса.
— Гейманса «угробили» в Чека, а бумажки поступили в наш архив. Этот тип не дурак, но наша работа куда чище, — ответил Бобрищев, лукаво щуря глаза.
— Надо бы вас послать в Ригу и взять на «мушку» одного из рижан. Завербовать в какую-нибудь лигу «Белого коня» или «Возрождения дворянства», предложить свистнуть что-нибудь у резидента и потом «доказать», что и мы не лыком шиты, — продолжал Бобрищев, раскачиваясь в кресле.
— И влопаться самому в руки рижской… политполиции, благодарю вас, — добавил я.
— Я же шучу. Вас нельзя отсюда никуда посылать. Вы мне нужны. Итак, до свиданья. Я навещу вас, как только получу деньги. Нам надо поговорить об организации спортивного магазина, — сказал он, собираясь встать.
— Это что? — спросил я.
— Да, рабочая спортивная организация хочет учредить акционерное общество по продаже принадлежностей спорта. Некоторые товарищи просят финансировать это начинание. Я думаю бросить на это дело тысяч сто или полтораста. Буржуям все же назло, не так ли? — пояснил Бобрищев и, взглянув на часы, добавил: — Надо спешить.
Я проводил «щедрого» атташе до ворот.
«Новый пункт пропаганды и склад оружия», — подумал я о затее финских «рабочих»-спортсменов.
XI
Залькевич работала в «дамском комитете», писала сводки и «интересовалась» жизнью тех кругов, в которые понемногу стала проникать. Особой ценности ее сведения не представляли — они имели больше характер информационный о жизни и нуждах эмигрантских кругов.
Я тяготился этим «браком» и однажды сообщил Павлоновскому, что Залькевич необходимо откомандировать куда-нибудь.
Переговорил с ней, и она предложила послать ее в Данциг. Там оказались у нее родственники и знакомые.
И через две недели моя «жена» получила 1500 долларов путевых и командировочных денег для поездки в распоряжение Берлинского торгпредства.
Снабженная Фишманом фальшивым паспортом, она выехала в Торнео и оттуда в Стокгольм.
Через неделю в полпредстве была получена телеграмма о ее благополучном прибытии в Германию.
Она оставалась в Берлине до 1923 года и тогда вышла «замуж» за агента ГПУ — Левандовского и поехала с ним в Лондон, в пресловутый «Аркос». После разгрома этого шпионского гнезда Залькевич вернулась в СССР и работает во внешней разведке, ведет наблюдения за «знатными иностранцами».
Отзывы о ней были очень похвальны.
Исчезновение «жены» я объяснил, во-первых, Марухину, поездкой в Берлин по делам ликвидации кое-каких ценностей, а он уже оповестил всех, кто этим интересовался.
К концу апреля я был уже на хорошем счету и задания посыпались, как из рога изобилия. Одно другого рискованней и лучше оплачиваемые.
В первых числах мая месяца меня посетил особоуполномоченный Коминтерна, заведующий III группой Западной секции товарищ Глазман, он же Виноградов, Лопатин, Гейнце и Вейс. Снабженный мандатом Внешторга и прибывший для «закупки» газетной бумаги Глазман предложил мне организовать боевые дружины в Эстонии и для проведения в жизнь этого плана дал мне ряд указаний, сообщив, что с открытием навигации мне придется поехать в Ревель.
Для свидания с лидерами — Аневельдтом и Рястасом.
На организацию выступления Коминтерн отпустит 200 000 долларов и снабдит оружием.
Я указал ему на ряд затруднений в выполнении этой задачи, но он сослался на доклад подпольного комитета эст-секции и сказал, что устройство восстания в Эстонии не представляет ничего трудного.
