— Простите, что перебиваю, — воскликнул Габор, — но это ничего не значит. У моего папеньки золотая рука, он любит делать дорогие подарки… это так, пустяки. Для своей невесты он приготовил совсем другое. Приличествующее положению.
— Что же это? — с любопытством спросила тетушка и раскрыла свой веер.
— Диадема моей баварской прабабушки.
— И какие в ней камни?
— Самые драгоценные — большие рубины, жемчуга, бриллианты.
— Ну это к лицу черноволосой невесте, — задумчиво заметила Юлиана. — Кто-нибудь знает, как она выглядит, эта графиня?
— Нет, — сказал Габор, — да это и неважно. Папа́ объездил всю монархию, но никого так и не нашел. Был он и на Венском карнавале. А там — самая большая ярмарка невест в мире. В результате — ноль. И так уже шесть лет. Меня это устраивает, — он обменялся с Эрминой многозначительными взглядами. — Мне не нужна мачеха. Это самое последнее, чего мне не хватает.
— Совершенно верно, — подтвердила моя гувернантка, — я просто не понимаю, почему он никак не оставит эту затею. Не везет ему с женщинами…
Дверь отворилась, появился дядюшка Луи.
— Юлиана! Тебя зовут. Ты нам нужна.
Тетушка закрыла веер.
— Дети, я пошла. Мне надо попрощаться с гостями. И я спорю не на сто, а на десять гульденов, Габор, что графиня из Трауна будет невестой.
— Моя дорогая Юлиана, — мягко начала Эрмина, — наш Зольтан во всем ищет только крайности. В одной женщине это не соединить.
— Я оптимистка.
— Десять гульденов, что ты заблуждаешься.
— Принимаю.
— У тебя завелись лишние деньги? — обрадованно воскликнула Эрмина.
— Нет. Но надоело ждать. Адье!
— Адье! Но я тебя предупреждаю, наш Габор знает, что говорит.
Они в самом деле знал. Генерал вернулся с бала, так и не влюбившись и не обручившись, о чем мы узнали на следующее же утро после завтрака, около десяти часов. Графиня показалась господину барону слишком молодой и слишком глупой, сообщила нам тетушка Юлиана, тут же уплатив десять гульденов, которые Эрмина радостно упрятала в шкатулку с украшениями.
Я же узнала и другие подробности: графиня и впрямь оказалась чересчур толста и чересчур худа, наш высокородный господин рассказывал об этом дядюшке Луи, стоя в коридоре, а я как раз спускалась вниз по лестнице перед обедом.
— Ужасная особа, — басил генерал, — абсолютно бескровная, прямо рыба какая-то. Высоченная, ни малейшего понятия о лошадях, ни разу не бывала на охоте. Все знает лучше всех. Говорит стихами. Талия, как у боевого коня. В остальном абсолютно плоская. Как доска. Никакого хозяйства перед фасадом. Где надо, там пусто. Где не надо, густо. Не в меру толста, не в меру худа. Длинная жердь! Представляешь, дорогой Луи? Там, где брошка, там перед.
И оба господина, прыснув со смеху, как два глупых подростка, удалились в глубь коридора. Я застыла как вкопанная. Что за тон?! Никогда еще мне не приходилось слышать, чтобы благовоспитанные господа так пренебрежительно говорили о даме. В обществе о женщине говорили только с поклонением. Всегда почтеннейшая, глубокоуважаемая, всемилостивейшая, по праву или нет — не важно. Неизменно слышалось: «Целую ручки», «Я у ваших ног» и эти восхищенные восклицания: «Очаровательное платье», «Чудесная прическа». А тут у бедной графини никакого хозяйства перед фасадом, то есть отсутствует пышный бюст, и она уже осмеяна: «Там, где брошка, там перед!»
Я тоже плоская, как доска. И у меня «никакого хозяйства перед фасадом». Даже намека на него.
Правда, я уже не дурнушка, но пока что у меня ни талии, ни бедер. И что же? Значит, в следующий раз и обо мне будут говорить в подобном тоне? Надеюсь, нет. Но ведь мне уже пятнадцать! Великий Боже! Когда же наконец я немного раздамся вширь!
Я долго размышляла над этим. Но потом все же забыла. Жизнь в «Черном орле» была так прекрасна. И самое замечательное, что тетушка баловала меня во всем и всюду. Я заменила ей дочь, в которой ей было отказано небесами. Исполнялось любое мое желание, любой каприз.
Первую неделю я спала у Эрмины, но потом получила отдельную комнату, не очень большую, но светлую и уютную, на третьем этаже. Сколько же там было роскошных вещей! Пышный, изумительно мягкий ковер цвета зеленого мха, вытканный в Линце на мануфактуре шерстяных изделий. Круглая кафельная печь, белая с золотом, доходившая до самого потолка, большое зеркало над умывальником, стул для чтения, керосиновая лампа с зеленым абажуром и высокий резной гардероб.
Мой письменный стол поставили между окон, а на него водрузили глобус. Книги расставили в стеклянном шкафчике, который принесли по распоряжению тетушки из ее собственных владений. Кровать застелена белым шелковым покрывалом, расшитым золотом.
Эрмина спала в соседней комнате. Каждое утро в половине восьмого мы встречались в ее комнате. Там накрывали для нас завтрак: горячий шоколад, сдобная плетенка с изюмом, масло, мед, черный хлеб, яйцо всмятку. Все, что угодно душе, немедленно присылалось из кухни.
Прежде чем приступить к завтраку, мы подходили к окну. Это стало для нас своеобразным ритуалом. Потому что ровно в полвосьмого в сопровождении военного оркестра мимо отеля проходили драгуны, они скакали через город в Эннсхаген, где находился плац. Это было великолепное зрелище. Никогда еще я не видела таких подтянутых всадников! А какие цвета — красные рейтузы, темно-синий безупречного кроя мундир и блестевшие на солнце изогнутые каски! Эта униформа получила первый приз на Всемирной выставке в Париже в 1867 году. Самые элегантные солдаты мира проходили под нашими окнами. Мать была права: даже неказистый парень в драгунской форме выглядел щеголем…
Но прежде всего лошади! Под литавристом мощный вороной. Трубач на пегом жеребце. А эти бравурные мелодии! Как они воодушевляют! Сон как рукой снимает! Прилив бодрости и хорошее настроение. На следующий год и Габор будет среди них уже как кавалерийский офицер.
В Эннсе он был как дома. К тому же, Габор состоял в родстве с комендантом полка, о чем мне поведала Юлиана, а кроме того, задав несколько прицельных вопросов, я выяснила, что Эрмине он приходится племянником, так как был сыном ее покойной сводной сестры Ирми. Бабушка Эрмины была из рода Бороши. Генерал приходился ей свояком и кузеном одновременно. Вот почему он называл ее кузиной, а вовсе не потому, что так якобы принято в Венгрии.
Ура! Одна загадка разгадана: Эрмина была в родстве с господином бароном, а стало быть, и с графом Шандором, чем и объяснялся его ко мне интерес. А я-то ломала голову, почему граф покровительствует девочке из буржуазной семьи. Знать всегда остается в своей среде. Но опека родственников — это понятно. А вот на кого я похожа здесь в Эннсе, тетушка, к сожалению, так и не выдала.
— Наверное, ты так и не узнаешь об этом, — огорчалась Юлиана, — я ничего не могу поделать, я должна была принести клятву, священную клятву, и я буду молчать.
