– Но мы вдруг как будто вернулись на два месяца назад – мы снова говорим о доноре спермы, о генетическом вкладе, и теперь это выглядит так странно… как будто все рухнуло. Сломалось.
Кристина почувствовала, как глаза у нее становятся мокрыми, но смахнула слезы и продолжила заполнять подарочными пакетами пустую столешницу.
– Но ведь ничего не рухнуло. Пока не рухнуло.
– Если честно – рухнуло. Ты даже не представляешь себе, что сказал Маркус доктору Давидоу вчера вечером, – Кристина замолчала, понимая, что если она сейчас расскажет Лорен, что именно сказал Маркус, Лорен возненавидит его на всю оставшуюся жизнь, как настоящая лучшая подруга.
– И что он сказал?
– Это не важно – он так не думал на самом деле. Ну, то есть думал, но он не хотел сделать мне больно. – Кристина продолжала распаковывать сумку. – Понимаешь… тогда, два месяца назад, когда я вспоминала об этом дурацком доноре – я думала, что беременна от симпатичного студента-медика. А теперь… теперь я беременна от серийного убийцы.
– Что ты такое говоришь?! – Лорен сердито нахмурилась, продолжая помогать ей с подарками.
– Я говорю, что… я теперь не знаю, что там, внутри меня. – Кристина поежилась. – Ребенок с дурной наследственностью? Дурное семя? Как ребенок Розмари? Или «чужой»?
– О, милая, да нет же, – Лорен сжала ее руку. – Ничего подобного. Это твой ребенок.
– А чей еще? Кто его отец? Биологический отец – кто он?
– Да кого волнует, кто у него биологический отец?! – Лорен тряхнула ее за руку. – Это не имеет никакого значения – кто его биологический отец. Ты его мать, и ты будешь прекрасной матерью, и это будет замечательный ребенок…
– Я не знаю. Не знаю, так ли это на самом деле.
Кристина проверила время – до прихода Джеммы оставалось три минуты.
– Знаешь, о чем я думала, пока ехала сюда? О ребенке… о том, что была так рада ему, чувствовала такую связь с ним – а сейчас я как будто далеко от него. Да, он часть меня. Но сейчас я совсем не рада, что он часть меня.
Кристина остановилась на мгновение.
– Если бы я знала, что донор 3319 возможный убийца, больше того – серийный убийца… я бы никогда не связалась с ним. Хоумстед никогда не принял бы его в доноры. Правильно?
– Правильно, – осторожно согласилась Лорен.
– Ну вот, поэтому мы не можем притворяться, что это не имеет значения – это путь в никуда.
– Понятно, – Лорен моргнула.
– Хорошо.
Кристина заканчивала с подарками.
– Можешь себе представить, что будет, когда придет время рассказать ему, кто его отец? «Знаешь, милый, во-первых, твой папочка – это не твой настоящий папочка, а во-вторых, твой биологический папочка – серийный убийца».
– Ты заглядываешь в слишком далекое будущее.
– Я должна. Этот день все равно когда-нибудь настанет. Нам на сеансах терапии объяснили, что мы не должны скрывать, научили, как сказать друзьям, что мы воспользовались донорской спермой, как сказать ребенку об этом. – Кристина перевела дух. – Это может очень сильно повлиять на психику ребенка. И если мы не скажем ему – если он вдруг узнает это как-нибудь сам… представляешь, что с ним будет?
– Ты слишком заморачиваешься…
– Нет, не слишком. К тому времени, как он вырастет, появятся новые технологии. Ты вот читаешь в телефоне программное приложение об уходе за лицом – а у него телефон сам будет ухаживать за его лицом. И у него в телефоне будет куча всяких разных чертовых приложений. Мы просто не сможем сохранить это в тайне.
– Знаешь что… вот что я думаю. – Глаза Лорен вспыхнули решительностью. – Да, ты не стала бы зачинать этого ребенка, если бы все знала – но он уже есть. Да, это не совсем то, что ты ожидала – но разве это не похоже на ситуацию с теми детками, которых ты учишь читать? Ты ведь принимаешь своих учеников, ты их обожаешь – и не имеет значения то, что они не совсем такие, как ожидали их родители?
Кристина задумалась, потом покачала головой:
– Нет, это другое. Дети с особенностями – это просто дети, которым нужно чуть больше внимания и заботы, чем обычным детям. А ребенок серийного убийцы… человека с такой душевной болезнью, которая заставила его стать серийным убийцей – это совсем другое дело. Этот ребенок может никогда не научиться общаться с другими людьми. Или даже хуже – он может получать удовольствие от чужой боли. Он может быть жестоким и беспощадным. Он может вырасти – и начать мучить других людей… убивать. Он может даже нас убить.
Лорен охнула:
– Что?!!
– Лорен, будь реалисткой. Можно подумать, ты никогда не слышала душераздирающих историй о том, как родители запирали собственное дитятко в его же комнате, чтобы оно не прикончило их ночью. Как ты думаешь, я смогу спокойно спать, зная, что мой ребенок генетически наполовину серийный убийца?
– Это не передается по наследству! Человек не рождается серийным убийцей.
– Давай не будем вдаваться в технические подробности, ладно? Я все время буду ждать, когда случится что-то плохое, понимаешь? – Кристина почувствовала, что в горле у нее стоит ком. – А даже если я смогу со всем этим смириться, то… ты думаешь, Маркус сможет?
– Это и меня беспокоит. Ему надо как-то это принять.
– Слушай, возможно, я даже смогу полюбить этого ребенка – именно этого ребенка, кем бы ни был его биологический отец. И Маркус тоже был готов это сделать Но… все изменилось, – Кристина говорила и чувствовала, как все это становится очевидным и реальным по мере того, как она говорит это вслух. Как вчера вечером, когда это делал Маркус. – Он стал другим. Холодным. Мы отдалились друг от друга – и с этим уже ничего не поделаешь.
– Думаешь, он не может простить тебе, что ты выбрала донорскую сперму, а не усыновление? Или то, что ты ошиблась с донором?
– Прошу тебя… Нет, я думаю, все иначе – а ты знаешь, я же очень, очень умная – задним числом. Я думаю, что он не может простить себя – за то, что оказался бесплодным. Думаю, он винит себя – потому что если бы не его бесплодие, ничего этого бы не случилось.
– О боже.
– Да. И в нем сейчас проснулись все эти прежние мучительные эмоции и терзания, он сейчас в таком же состоянии, как тогда, когда узнал, что не может иметь детей, – Кристина подняла на Лорен глаза, в которых светились усталость и отчаяние. – Помнишь, когда ему сказали диагноз? Он тогда ушел в свою раковину. И это все равно что жить с черепахой, которая даже голову из своего панциря не высовывает. Нам, возможно, снова понадобится помощь специалиста.
– Ну, если это необходимо – значит, нужно это сделать. Вы, ребята, любите друг друга и должны пройти через это вместе.
– В том-то и дело. Я не чувствую, что он со мной. Его нет рядом. У меня такое чувство, что я одна.
