Орсия снова принялась расчесывать волосы, вытряхивая из них воду, потому что только что выбралась из своей жидкой постели. На дерево в моих руках упали капли.
— Мира больше нет, — сказала она. — Даже в Эскоре, где мы победили Тьму и казалось, что эта победа навсегда, нам не позволено было идти своим путем и отдохнуть от войн. Опять Тьма собирает новые силы и готовится к нападению, и снова слышится призыв к мечам, снова требуются острый взгляд и чуткое ухо. Опять нужно прислушиваться и наблюдать. Когда-то мой народ удовлетворялся своими озерами и реками, где нас никто не тревожил. Но я никогда не слышала о том, чтобы у врат были стражи…
Из-под лезвия моего ножа вырвалась длинная стружка.
— Скалга был всего лишь преданием. Но, как и Эскор, он снова обрел жизнь. И он далеко от того места, где должен лежать и ждать. В море было смятение, которого даже он не выдержал. Что-то согнало его с места…
— Ты узнала это от него?
— Частично.
Она отбросила волосы на плечи.
— Он знает? Или мы для него просто пища?
— Не знаю. Ему нужно очень много еды, чтобы набить брюхо, — я указала на эту часть своей статуэтки. — Но мне кажется, он знал, что мы связывались с ним.
— Он последовал за нами?
— И этого я не знаю. Но вот в чем я уверена: снова искать его без крайней необходимости не следует. И Сигмун, и его клан отнесутся неодобрительно к такой попытке. Я не их пророчица. Наоборот, они считают, что у них есть основания не доверять мне.
Свободной рукой я снова коснулась амулета Ганноры. Только так я могла отогнать свой страх. Мы быстро, как только может нести попутный ветер, плыли в то место, которое я видела: пустынные острова, рожденные морем, огненные горы и залив мертвых кораблей. Только воображение может подсказать, что ждет нас там. Но только оно не от Света.
Я посмотрела на свою поделку. Есть у меня способности или нет, но из-под ножа действительно появилось некое подобие жизни. Мне захотелось бросить статуэтку в море. Но что-то удержало мою руку: время еще не настало.
Еще не настало! Возможно, та же мысль пришла в голову Орсии, потому что она протянула руку к статуэтке, но опять даже не прикоснулась к ней.
— Бывает оружие, изготовленное не из стали, — предупредила она. — На твоем месте я не стала бы это держать на виду у всех.
Я отбросила еще одну стружку и посмотрела на ют. Там рядом с рулевым стоял Сигмун. На нем не было кольчуги и шлема, и ветер играл его волосами. Капитан смотрел на надутые паруса. Такое постоянство вызвало бы у любого моряка опасения: слишком уж хорош этот попутный ветер. Как будто «Морской бродяга» откликается на какой-то призыв. Сегодня утром мы чуть отклонились от курса; еще часов двадцать такого ветра, и мы минуем Карстен, хотя этого злополучного берега мы еще не видели. Потом будет мыс Собаки, а за ним Варн. Дальше неизвестность.
Мы собирались бросить якорь в Варне и собрать сведения, которые могли быть на этом конце мира о том, что находится дальше. Хотя жители города обычно отказываются разговаривать с чужаками, присутствие леди Джелит может развязать если не языки, то мысли. У Варна есть свои корабли. Вернее, рыбацкие лодки, предназначенные для плавания по прибрежным мелким водам. Горожане никогда не выходят в море так далеко, чтобы потерять из виду берег.
Глава шестая
Корабли салкаров прихватили с собой груз из Эсткарпа. Зная, что пользуется спросом в Варне, моряки привезли хорошую древесину, которую ценят за цвет и запах. Длинные срезы ароматной сосны и красного дерева, более тонкие стволы желтого дерева, твердого, как сталь. Когда его отполируют, оно начинает блестеть, как металл. И еще немного дерева других пород, которые мне не знакомы, потому что растут они на далеких холмах.
Вокруг Варна деревьев нет, на берегах моря есть лишь кустарник, колючий и густой. Обычно люди и животные его избегают.
Жители Варна, в отличие от других народов, никогда не уходили далеко в глубь суши; вообще они держатся поблизости от единственного города, центра своей цивилизации. Их население почти не увеличивается. Некоторые семейства или небольшие кланы покидают безопасную, окруженную каменными стенами крепость, чтобы возделывать поля на равнине и присматривать за стадами похожих на овец животных, которые меньше тех, что известны в Высоком Холлаке, но имеют длинную шерсть. Из этой шерсти на ткацких станках производят ткань, которая отталкивает воду. Салкары покупают эту ткань себе на плащи, хотя жители Варна обычно продают ее неохотно.
Я хорошо знала процедуру входа в гавань, но никогда не видела, чтобы ее выполняли так тщательно. У Сигмуна на корабле не было пророчицы. Ее место заняла высокая девушка с очень прямой спиной — из корабельного клана. Девушка была почти подростком. Когда мы приблизились к берегу, она встала на носу «Морского бродяги». Почти все паруса спустили, оставив только те, что давали возможность медленно двигаться. Во время длительного входа в гавань мужчина и женщина у руля выполняли указания девушки. Никаких рифов не было видно, но осторожность и неторопливость моряков свидетельствовали, что вход в гавань перегорожен какими-то препятствиями.
По обе стороны гавани возвышались большие утесы. Сигмун указал Кемоку на прорези вверху этих естественных стен. Он считал, что там установлены какие-то средства защиты, если городу будут угрожать со стороны моря. Дважды указания девушки приводили нас близко к стене, как раз под такими прорезями.
На нашей мачте висел торговый флаг салкаров. Тем не менее на палубе стояли фальконеры, готовые в случае необходимости защитить рулевых. Один из них выпустил свою птицу, она поднялась в воздух выше холмов и держалась над нами, чтобы вовремя заметить любые враждебные действия. Все это прекрасно показывает, с какой настороженностью относятся салкары к неразговорчивым жителям Варна: они продолжают так вести себя, несмотря на то, что те никогда не проявляли враждебности.
Вслед за нами шел «Бегущий по волнам». Впервые мы оказались так близко, что можно было разглядеть палубу второго корабля. Там на носу стоял мужчина, и корабль еще только входил в извилистый проход, когда мы уже были в открытой гавани.
Гавань по форме напоминала чашу, окруженную утесами, кроме того места, куда мы причаливали. Здесь природные стены уступали место открытому пространству, и на нем, как драгоценность в оправе, красовался сам город. Он протянулся между утесами с севера на юг.
В заливе стояли корабли, у двух причалов несколько рыбачьих судов, в основном одномачтовых. Их паруса казались яркими пятнами, потому что были выкрашены в красный, желтый, зеленый и другие цвета. Впрочем, сейчас паруса свернуты и не казались такими яркими.
Здания самого города тоже напоминали паруса. Хотя краски здесь не такие сочные. Весь город похож на гигантское полотно художника, потому что дома на одном уровне были одного цвета, на другом — другого, и кажется, что весь город у залива полосатый. Начинались эти полоски с голубизны, светлее морской, потом появлялись зеленый, фиолетовый, винно-красный, розовый и так далее до золотого и светло-желтого цветов.
