Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Как теперь смириться с потерей всего этого? Наташу пугала бедность. Думы возвращались к матушке, воображение рисовало ужасные картины – тюрьму во всех ее вариациях. То виделась ей Бастилия с подземельями, то темницы Тауэра, а еще омерзительные тюремщики и палачи, пытавшие узников раскаленным железом. Обо всех этих ужасах Наташа читала в книжках и теперь, воображая матушку в одном из застенков, ежилась, молилась богу, чтоб послал он спасение, как посылал узникам из романов, и те успешно осуществляли побег. Вот было бы славно, если б и матушка убежала…
Наташа смотрела сквозь стекло в темноту, и вдруг ее обдал холод не книжного, а настоящего ужаса. Неизвестно откуда, из темной глубины выплыло лицо странного существа, словно его в мгновение ока соткала из воздуха дьявольская рука. Между Наташей и существом расстояние было меньше локтя, разделяло всего лишь стекло, так что она хорошо рассмотрела страшное видение, вперившее в нее два прищуренных глаза. Оттого что не было видно четких границ лица, а запавшие щеки сливались с темнотой, придавая лицу этакую потусторонность, Наташу все больше сковывал ужас, она забыла, что делают в таких случаях. В какой-то момент ей почудилось, будто черты у существа женские, но в то же время они имели мужскую жесткость, властную холодность и… не были живыми. Множество морщин, казалось, испещрили это лицо раньше срока, глаза сверкали молодостью, но сверкали на старом, мертвом лице. Наташе удалось рассмотреть мужскую белоснежную рубашку, мужской сюртук, галстук, завязанный небрежным бантом под подбородком, цилиндр. Так это мужчина? Или все же женщина? Но почему с обликом мертвеца?
Наташа не дышала, словно от этого зависела ее жизнь, словно существо слепое и может найти девушку по шумному дыханию и потом примется рвать на части. Найдет? Оно уже нашло! И смотрело прямо на Наташу, не мигая, с жадностью, словно девушка представляла собой некий запретный, но желанный плод, и постепенно вытягивало из девушки силы. Да не смерть ли сама к ней пожаловала? Кто знает, может смерть имеет именно такой облик – не мужской и не женский? Но почему к Наташе? Рано, ой, как рано… Наташа готова была уже взмолиться о пощаде, просить помиловать ее, но вдруг, несмотря на неясность очертаний, несмотря на страх, она заметила, что существо дышит – чуть вздрагивали у него ноздри. Нет, это не смерть, это человек!
– Пресвятая Богородица… – вымолвила Наташа и закричала, закрывшись руками, затем вскочила со стула и отпрыгнула к стене.
– Барышня! – с воплем влетела в комнату Анисья. – Чего приключилось-та?
– Там… за окном… кто-то есть…
– Кому ж тама быти, барышня? – не поверила Анисья.
– Нет, есть. Там мужчина… женщина… То и другое…
– Это ж как? – Анисья припала к окну. Приложив ладони к лицу и одновременно к стеклу, тем самым отсекая глаза от света свечей, Анисья вглядывалась в темноту. – Нету тама никогошеньки, барышня.
– Но я видала… лицо… страшное…
– Чай, высоко туточки, – приводила довод за доводом Анисья. – Кому охота взбираться да по темноте-та? Расшибешься ведь, как пить дать, расшибешься.
– Нет, нет… – не могла успокоиться Наташа, дрожа всем телом. – Я видела ужасное лицо… женское… нет, мужское лицо с женскими чертами. И одежду… мужскую…
– Показалось вам, барышня, ей-богу, показалось. Ну-ка, столь пережить пришлось… Вот всякое и кажется. Бесы хороводят. Вы молитвы почитайте, страхи ваши и улягутся.
– Ты запри покрепче двери, Анисья.
– Так уж заперла. Одним-то страшно. Не беспокойтесь, Наталья Ивановна, никто к нам не войдет.
Когда Анисья ушла, Наташа взобралась на кровать, погасила свечи, забилась в угол и полночи не отрывала глаз от окна. Все чудилось, что бес в мужском и женском обличье одновременно притаился за стеклом и вот-вот снова покажется.
На следующий день Наташа приказала Анисье найти извозчика и пригнать к дверям квартиры коляску – боялась выйти на улицу. Бесовский образ с жадными очами бередил душу, но матушка была важнее. Светозар Елисеевич не принял Наташу. Однако ей сообщили, что свидание с матушкой разрешено, на то выдали отдельную бумагу. Какой-то чиновник вызвался сопроводить Наташу до тюрьмы. На радостях она не возражала и всю дорогу плохо слушала его вкрадчивый голос:
– Вас допускают к маменьке, однако с условьицем. Вы, Наталья Ивановна, обязаны уговорить маменьку дать показания, иначе говоря, пояснить нам причины, побудившие ее на столь ужасное преступление. Сие нужно для блага вашей маменьки, дабы уменьшить меру наказания. А без причин-с никак нельзя смягчить приговор, да и судить весьма сложно. К тому же преступление совершено родовитой помещицей, что роняет знать в глазах не одних дворян, а простолюдинов тоже. Мы уж и так делаем все возможное, чтоб скандал не вытек из наших стен, да шила в мешке не утаишь. Поспособствуйте, сударыня, пущай хотя бы батюшке покается, вы понимаете меня?
– Да-да, – лепетала Наташа, думая лишь о предстоящей встрече, ни о чем другом.
Не было страшных тюремщиков, которых вчера искусно рисовало воображение, не было мрачного подземелья, соломы в углу, на которой спят узники. В карауле стояли обычные солдаты, правда, пустынные и темные коридоры с отзвуками шагов все же отвечали представлениям Наташи о тюрьме, а когда ее ввели в камеру…
– Наталья! – вскрикнула помещица, словно увидела призрак.
В следующий миг Наташа прижалась к матери, а та целовала ее лицо, голову, плечи. И слезы лились из ее глаз… много слез… Наташа не помнила, чтобы матушка плакала, она всегда являлась примером стойкости и силы, но, наверное, и у силы есть слабость, а выходит она через слезы, заодно очищая и облегчая душу.
– Наталья… – вглядывалась в черты дочери Агриппина Юрьевна. Она постарела, тусклыми были ее глаза. – Зачем ты здесь? Зачем не послушала меня?
– Как я могла уехать, не зная, что с вами? – всхлипывала Наташа. – Как я могла оставить вас без поддержки? Матушка! Вы живы, и мне уж хорошо. Граф Трепов оказал содействие, устроил свидание…
– Наташа! – вдруг отстранила ее мать. – Немедленно, едва выйдешь отсюда, садись в карету и отправляйся в Неаполь к дяде. Ты слышишь? Немедленно!
– Да как же мне уехать? Суд будет…
– Меня страшит один суд – божий, а людской не страшен. Знаю, вина моя тяжка, и я готова принять кару земную.
– Матушка, неужто вы… неужто это правда?
– Убила? – договорила Агриппина Юрьевна то, что дочь не решалась произнести. В следующее мгновение Наташа не узнала матушку, в которой заклокотала ярость, и при всем при том от нее исходила несокрушимая сила, отчего девушке стало страшно. – Будь на то моя воля, не раз бы убила. Ради тебя, ради внуков. Может статься, не доведется мне на них поглядеть, но я буду знать, что они у меня есть, и душа моя возрадуется.
– Не понимаю, – простонала Наташа. – Зачем? Зачем? Ежели б вы знали, сколько презрения я повстречала, меня не принимают в домах…
– Будет тебе, Наташа, корить меня, не знаешь ты всего. Ради блага твоего…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
