Он выглядел слегка озадаченным. В его глазах возник вопрос.
— Да нет. Просто когда я была в магазине, то столкнулась со своими знакомыми.
— Я их знаю? — спросил Рид.
— Не думаю, они из Литлфилда. Я устраивала их свадьбу. И почему-то я сказала им, что отдыхаю с другом. Я не хочу, чтобы они узнали, кто ты.
— Понимаю.
— Не смотри на меня так.
— Я удивляюсь, что тебя волнует мнение окружающих.
— Я не хочу, чтобы Эмма узнала обо всем. Наша дружба мне дорога.
Мгновение он молчал.
— Ладно, Фелиция, ты победила. Мы будем скрываться ради Эммы.
— Но зато оставшуюся часть недели мы будем делать все, что захотим.
Рид допил вино и поставил пустой бокал на стол.
— Ладно, пойду приму душ. А ты пока закажи нам ужин в номер.
— У меня есть идея получите… Пожалуй, я присоединюсь к тебе в душе.
— Мне нравится твоя идея.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Рид решил, что это, должно быть, сон.
Не мог же он, в самом деле, стоять на коленях напротив Фелиции и медленно водить куском мыла по внутренней стороне ее ног, в то время как по ним обоим текла теплая вода?
Закончив с ногами, он уткнулся лицом в ее светлые волосы. Рид знал, что она любит, когда он исследует ее языком. Он мог чувствовать, как она напрягается, слышать, как учащается ее дыхание, — то, что она получает удовольствие, возбуждало его еще больше, распаляя его желание.
Но все же ему нравилось предвкушение. Он любил доводить ее до состояния, когда она прекращала контролировать себя и позволяла страсти оборвать поводья. А ведь она так гордилась способностью контролировать себя.
— О-о-о… — стонала Фелиция.
— Тебе нравится? — резко сказал он, отодвигаясь, чтобы увидеть ее лицо.
— Да, да, — стонала она. — О, да…
— А так?
— Да, да… о, пожалуйста, не останавливайся.
Но Рид остановился, так как знал — чем дольше он будет поддерживать ее на грани, тем мощней будет взрыв. И он дразнил ее, потирая то самое возбудимое место до тех пор, пока она не зарыдала от удовольствия.
Только тогда Рид снова приник к ней. Через пару секунд он почувствовал, как она задрожала, и быстро схватил трепещущее тело. Когда Фелиция пришла в себя, он немедленно поднялся, чтобы завладеть ее ртом. Обняв его ногами, она, уворачиваясь от поцелуя, закричала:
— Возьми меня, прямо сейчас!
Он вошел в нее решительно и глубоко. Она схватила его за волосы, вскрикивая, когда ее тело сжималось вокруг него. Когда началась кульминация, он затрясся от напряжения, стискивая ее ягодицы и прижимаясь к ней как можно крепче, пока не кончил, а его сердце не перестало бешено стучать. Позже, утомленные, они нежно вымыли друг друга, а потом вытерли двумя огромными махровыми полотенцами, сушившимися на вешалке.
Любовники ничего не говорили, только, когда их взгляды встречались, они улыбались. Рид очень хотел высказать все, что чувствует, но знал, что торопить Фелицию будет роковой ошибкой.
Кроме того, напоминал он себе, он уже сделал одну ошибку. И не хотел делать другую. Я ничего от тебя не требую. Вот что ты ей сказал. Успокойся. Наслаждайся неделей. Потом жди, что случится после того, как вы вернетесь в Иствик.
— Ты созрела для того, чтобы нам принесли чего-нибудь поесть? — спросил он, наблюдая, как она расчесывает свои мокрые волосы. Даже без косметики она была прекрасна.
— Я готова лошадь съесть, — сказала Фелиция с улыбкой, встретившись с ним взглядом в зеркале.
— Я тоже. Давай заглянем в меню.
Когда они вышли из гостиной, заполненной абрикосовым светом от заходящего солнца, Рид поймал себя на мысли о том, что лучше бы он не ставил никаких дурацких условий. Сейчас больше всего на свете он хотел привязать к себе Фелицию Фарнсворт и никогда не отпускать.
И к черту это «не торопись»!
Проблема с сердцем заключается в том, что оно не ведет себя так, как хочет голова, подумала Фелиция несколько дней спустя. У него собственный разум. И сейчас сердце не хотело ее слушать. Она могла целый день говорить ему, что не стоит связываться с Ридом, но, в конце концов, она уже с ним связалась, и никакое отрицание тут не поможет.
Фелиция вздохнула.
Ну, по крайней мере, Рид не знал, что она чувствует. И Фелиция решила, что он никогда и не узнает.
Даже если это убьет ее.
— О чем задумалась? — спросил он. Солнце отражалось от его каштановых волос и делало его глаза темнее, чем они были.
— Так, ни о чем, — сказала она, улыбнувшись. Намазанные солнцезащитным кремом, они лежали на покрытых тканью шезлонгах у бассейна. После плотного завтрака они вышли прямо к бассейну и находились там уже большую часть утра. Фелиция сейчас необычайно остро чувствовала всю радость жизни, она выпила глоток ледяного рома и украдкой бросала восхищенные взгляды на Рида.
— Я хочу у тебя кое-что спросить, — лениво проговорил он, повернувшись к ней лицом.
— И что же?
— Почему ты все время носишь в волосах какую-то бабочку?
Фелиция потрогала сегодняшнюю бабочку — бирюзовую пластиковую заколку, того же цвета, что и ее бикини.
— Моя бабушка любила бабочек. Когда я была маленькой, она брала меня с собой в сад и показывала разных бабочек — бабушка всегда сажала привлекающие их цветы и кусты — и говорила, как они называются. — Фелиция замялась, затем подумала, что Рид никогда не затрагивал столь важные для нее вещи. — Это одно из самых счастливых детских воспоминаний.
Ему показалось, что в этих словах было что-то большее, но он промолчал.
— Бабушка Фарнсворт была моим кумиром. — Фелиция сглотнула от тотчас нахлынувшего чувства утраты, несмотря на то что ее любимая бабуля умерла много лет назад. — Она была мудрой, она была доброй и справедливой, и… и она была тем человеком, которому можно довериться. Я всегда знала, она не разболтает то, что я ей скажу.
Рид кивнул:
— Каждому ребенку нужен такой человек.
— Да. — Фелиция восстановила контроль над эмоциями и улыбнулась, вспоминая. — В любом случае, может, это и глупо, бабочки — это мой способ чтить ее память.
— Совсем не глупо, — мягко сказал он.
— Когда она умерла, то оставила мне прекрасную брошь в виде бабочки с бриллиантами. Она была старой и стоила уйму денег. Но деньги не были важны. Важно было то, что это украшение принадлежало ей. Однажды она сказала, что эта брошь — ее самая дорогая вещь. — Она посмотрела на Рида. — Сэм заложил ее.
