– Как ты только что заметила, ты сама пришла бы к этому выводу еще на старте, если бы не была так расстроена. – Рорк взял Еву за руку. – Идем, давай присядем у камина.
– Погоди, погоди. – Ева ухватилась за его рукав. – Ты же не ходил к ней сам? Ты с ней не встречался?
– У меня не было и нет ни малейшего намерения с ней встречаться. Если, конечно, она не собирается и дальше тебя терроризировать. А ты знаешь, что после тебя у нее в разные годы было еще одиннадцать приемных детей? Интересно, скольких из них она мучила так же, как тебя?
– Ты ее прокачал? Дурацкий вопрос. Ну конечно, ты ее прокачал. – Ева отвернулась. – Что-то я совсем тупая стала.
– Все уже улажено, Ева. Забудь об этом.
Упорно держась к нему спиной, Ева отпила вина.
– Что значит: «Все уже улажено»?
– Сегодня днем она приходила ко мне на работу. Я недвусмысленно дал ей понять, что будет лучше для всех заинтересованных лиц, если она вернется в Техас и забудет о любых попытках вступить с тобой в контакт.
– Ты говорил с ней? – Ева зажмурилась от бессильного гнева. – Ты знал, кто она такая, и впустил ее в свой кабинет?
– Ну, у меня в кабинете бывали люди и похуже. А что, по-твоему, я должен был делать?
– Я думала, ты предоставишь это мне. Я думала, ты поймешь, что это моя проблема. Я должна была сама с этим справиться.
– Это не твоя проблема, а наша. Вернее, была. Мы должны были справиться с этим вместе. Но теперь все уже улажено.
– Я не хочу, чтобы ты улаживал мои проблемы. Это мое дело. – Ева стремительно повернулась кругом, и, прежде чем Рорк понял, что она собирается делать, бокал полетел как снаряд. Вино выплеснулось, бокал разбился и брызнул во все стороны осколками. – Это было мое личное дело.
– У тебя больше нет личных дел отдельно от меня, запомни это! У меня от тебя давно уже никаких секретов нет.
– Мне не нужно, чтобы меня ограждали. Я этого не потерплю. Не надо со мной нянчиться.
– Понятно. – Его голос зазвучал тише: это был опасный знак. – Значит, мне можно доверить все эти досадные мелкие детали типа: «Нельзя ли этот шарфик как-нибудь завернуть». Но то, что действительно важно, меня не касается, так?
– Это не одно и то же. Да, я понимаю, я плохая жена. – Ее голос стал хриплым, слова с трудом пробивались сквозь сдавленное спазмом горло. – Я ничего не помню из того, что надо сделать, не знаю, как это делается, и знать не хочу. Плевать я на это хотела! Но…
– Ты не плохая жена, и уж кому об этом судить, как не мне. Но ты очень трудная женщина, Ева. Она сама пришла ко мне, она пыталась меня шантажировать, и новой попытки не будет. Я имею право… Я имею все права защищать тебя и свои собственные интересы. Поэтому, если хочешь дуться, тебе придется делать это в одиночестве.
– Не смей уходить! – У нее пальцы чесались схватить еще что-нибудь и бросить в него, когда он повернулся к ней спиной и двинулся к двери. Но это было бы слишком по-женски и слишком глупо. – Не смей уходить от меня и отмахиваться от моих чувств!
Он остановился, обернулся, обжег ее гневным взглядом.
– Дорогая Ева, если бы твои чувства не были мне так дороги, не было бы у нас этого разговора. И если я от тебя сейчас ухожу, то лишь для того, чтобы избежать альтернативных действий, хотя мне до смерти хочется стукнуть тебя головой обо что-то твердое и вбить в нее немного здравого смысла.
– Ты хотя бы собирался мне рассказать?
– Не знаю. У меня были веские причины и «за» и «против». Я их взвешивал и еще не пришел к окончательному выводу. Она причинила тебе боль, и я этого не потерплю. Это так просто! Ради всего святого, Ева, когда я узнал о своей матери и вошел в штопор, разве не ты вывела меня из этого состояния? Разве ты со мной не нянчилась? Разве ты меня не защищала?
– Это не одно и то же. – Едкая горечь поднялась к ее горлу и выплеснулась в слова. – Что ты получил, Рорк? Что ты получил, когда узнал о ней правду? Тебя окружают люди, которые тебя любят и принимают таким, какой ты есть. Хорошие, добрые, порядочные люди. И чего они хотят от тебя? Ровным счетом ничего. Да, тебе пришлось нелегко. Твой отец убил твою мать. Но что еще ты узнал? Она тебя любила. Она была юной, невинной девочкой, и она любила тебя. У меня все иначе. Меня никто не любил. В моем прошлом не было ничего хорошего, чистого и доброго. – Ее голос пресекся, но она усилием воли заставила себя высказать все до конца. – Да, ты получил страшный удар, и он сбил тебя с ног. Но во что ты попал? Прямо в золото. Только ведь это не новость. У тебя только так всегда и бывает.
Он не стал ее останавливать, когда она вышла из комнаты, не пошел за ней следом. В эту минуту он не мог придумать ни одной причины, которая заставила бы его пойти за ней.
5
Гимнастический зал показался Рорку наилучшим местом, чтобы выпустить пар. А пара у него скопилось много. Плечо все еще побаливало от раны, полученной несколько недель назад, когда он помогал своей несносной жене в ликвидации подпольной лаборатории по клонированию человека.
Выходило, что рисковать своей распроклятой жизнью ему можно, а вот отшить шантажистку – согласно кодексу Евы – нельзя.
Черта с два, сказал себе Рорк. Не будет он из-за этого нервы себе портить.
Пора, решил он, вернуть себе спортивную форму.
Он предпочел виртуальным программам самую обычную штангу и начал тяжелую серию жимов и рывков.
Рорк знал, что Ева на его месте выбрала бы спарринг с одним из спортивных андроидов и выбила бы из несчастного робота всю его электронную начинку.
Каждому свое.
Прекрасно зная свою жену, Рорк не сомневался, что она сейчас мечется по своему кабинету, в сердцах пинает все, что попадется под ногу, и проклинает его на чем свет стоит. Что ж, придется ей с этим справиться самой. Никогда в жизни, думал Рорк, выжимая штангу в положении лежа, он не знал другой женщины, которая, будучи такой разумной, умела бы так стремительно впадать в безрассудство.
Какого черта, нет, какого хрена она от него ожидала? Что он должен был сделать? Вызвать ее по громкой связи и попросить, чтобы она лично смахнула эту техасскую муху с его шеи?
Ну что ж, значит, она не за того замуж вышла. Но тут уж ничего не поделаешь.
Она не хочет, чтобы ее защищали, когда она отчаянно нуждается в защите? Она не хочет, чтобы о ней заботились, когда сама она слепа от горя и обиды? Ну что ж, значит, ей сильно не повезло в жизни.
Рорк проделал всю серию до конца, черпая мрачное удовлетворение в горящих от напряжения мускулах, в боли, разрывающей незажившее плечо, в струйках пота, стекающих по всему телу.
Она была именно там, где он думал, и занималась именно тем, что он предполагал. Она прервала свое хождение взад-вперед только для того, чтобы трижды яростно пнуть свой стол.
