После фильма они еще погуляли по городу, очередной раз поговорили о пустяках, и Наташа, довольная прогулкой гораздо более, чем «Иноземцем», возвратилась домой такая счастливая, будто никаких неприятностей с ней и не происходило. Дома же ей пришлось о них вспомнить, потому что сразу на пороге ее встретила бабушка.
– Бабуля… – Наташа совершенно растерялась. – А ты что у нас делаешь? Разве папа с мамой уже пришли с работы?
– Не пришли, – отозвалась бабушка с очень серьезным лицом. – Но у меня же есть ключи от вашей квартиры, ты же знаешь.
– Да… конечно… знаю… – Ноги Наташу не держали, и она в полном изнеможении опустилась на скамеечку у зеркала в прихожей.
– Нет уж! Вставай немедленно! – распорядилась бабушка. – Здесь я не стану с тобой разговаривать! Пошли-ка обе сядем поудобней!
Девушка с трудом поднялась на ноги, сделавшиеся непослушными, и прошла за бабушкой в комнату. Когда они обе опустились в кресла напротив друг друга, Галина Константиновна рявкнула:
– Ну!
Наташа вздрогнула. Она понимала, что именно хочет знать бабуля, но почему-то надеялась, что ту все же интересует какой-нибудь другой вопрос, и, запинаясь, пролепетала:
– Чт-т-то?
– Не «что?», а «на что?»! На что ты потратила деньги?
Наташа удивилась и обрадовалась тому, что бабушка не спрашивает «как ты могла?», «есть ли у тебя совесть?», и потому сразу призналась:
– Н-на… к-куклу…
– На какую еще куклу? Как можно истратить столько денег на куклу?!!
– У меня еще и свои были… Немного, конечно…
– Ничего не понимаю! Ну-ка рассказывай с самого начала!!
И Наташа принялась рассказывать. Бабушка слушала внимательно, не перебивала, не уточняла, и по ее лицу невозможно было понять, как она к внучкиному лепету относится. Когда девушка закончила, Галина Константиновна некоторое время молчала, а потом вдруг вместо того, чтобы начать ее стыдить, с очень странной интонацией спросила:
– Ты сказала, ее зовут Габи?
Наташа кивнула.
– Габи… Габриэла… Не может быть…
– Ч-чего н-не может быть? – опять начав запинаться, спросила девушка.
Вместо ответа бабушка потребовала:
– Ну-ка покажи мне ее!
– Н-нет…
– Почему «нет»?
– Потому что ее нет…
– Как нет? А где она?
И Наташе пришлось рассказать про Новицкую.
– Да ты с ума сошла, Наташка! – возмутилась бабушка. – Как можно дарить такую дорогущую вещь?
– Она же битая! Мокрая! В плесени уже…
– Мы бы ее реставрировали, глупая твоя голова!
– Как? – изумилась Наташа. – Теперь я ничего не понимаю… Почему ты не ругаешься? Это странно! Странно! Странно! – И девушка залилась слезами. Она так часто представляла себе, как об этой некрасивой истории узна́ют ее родные люди, как изничтожат ее справедливыми упреками и презрением, поэтому неожиданная реакция бабушки ее не столько успокоила, сколько испугала. Во время довольно спокойных разговоров с Калининым и Олесей Новицкой, во время уроков и даже на встречах с Яном над ней все время дамокловым мечом висело осознание того, что скоро грядет расплата за совершенное. Она плохо спала, плохо ела и получила уже две двойки, а теперь вдруг бабушка говорит какие-то странные вещи. Наташа к этому была абсолютно не готова, и потому никак не могла унять слезы. Она размазывала их по щекам, но слезы все равно стекались к подбородку и с него капали на ветровку, которую она так и не сняла. Девушка всхлипывала и даже постанывала, находя в этом непонятное облегчение своему горю, но вмиг замолчала, когда бабушка вдруг спросила:
– А башмачки Габи уцелели? Вы их в фонтане не потеряли?
– Н-не п-потеряли… – с трудом ответила Наташа.
– Они по-прежнему на кукле?
– Н-не знаю… Может, Олеся их вы-выбросила… Она только платье хо-хотела…
– А вы… – Галина Константиновна встала с кресла и заходила по комнате, потом подошла к внучке, села на подлокотник ее кресла и опять спросила: – А вы… ну… случайно… башмачки не рассматривали? Там могло быть клеймо… кожаного товарищества… 1923 года…
– Бабушка! Не мучь меня! – взмолилась Наташа. – Какое отношение ты имеешь к этой кукле?!
– Так там было клеймо?!!
– Было…
– Значит, это она… – Галина Константиновна положила руку себе на лоб, и лицо ее стало таким, будто мучает дикая головная боль.
– Кто? – очень тихо спросила Наташа.
– Габриэла… Габи – это уменьшительное от Габриэлы…
– Откуда ты все это знаешь, про Габриэлу-Габи, про клеймо?
Пожилая женщина, не ответив на этот вопрос, сокрушенно покачала головой и снова задала свой:
– Ну почему ты просто не попросила у меня денег?!
– Потому что я думала – ты не дашь! – в отчаянии выкрикнула девушка. – Еще я думала – ты обидишься, что мне мало твоей Марты, и я хочу еще и Габи…
– В общем, так! Срочно идем к твоей Олесе! – подвела итог разговору бабушка. Наташе казалось, что она совсем не слушает ее и озабочена чем-то своим, хоть и связанным с куклой, но совершенно непонятным, и потому изо всех сил крикнула, будто боялась, что ее не услышат:
– Да зачем нам идти к Олеське?! Она уже наверняка содрала с Габи платье и выбросила ее! Ты можешь, наконец, объяснить, что ты знаешь про эту куклу и зачем она тебе нужна?!
– Сначала пойдем ее выручим, а уж потом будут все разговоры.
Наташа порадовалась тому, что однажды ей пришлось передавать заболевшей Новицкой тетрадку по просьбе классной руководительницы, которая и дала ей Олесин адрес. Если бы не этот случай, она и знать не знала бы, где та живет.
Олеся Новицкая встретила Наташу и ее бабушку с самым неприветливым выражением лица.
– Я уже выбросила куклу, – сказала она. – Кстати, ее платье – тоже. Его уже не отстирать, пахнет плесенью, да и все.
– А ты, девушка, ничего не находила… внутри? – опять очень странно спросила бабушка.
– Нет, – слишком быстро ответила Олеся, и Наташа поняла, что она говорит неправду.
– Она врет, бабуля! Ты только посмотри на ее лицо! На нем же это написано! Что она там должна была найти?! Скажи, наконец!!
Бабушка опять не ответила, а вместо этого задала Новицкой очередной вопрос:
– А куда ты выбросила куклу, девушка?
– В мусоропровод! – отчеканила Олеся. И насмешливо спросила: – Неужели будете копаться в мусоре?!
Галина Константиновна ничего не сказала, развернулась и вышла на лестничную площадку. Наташа вылетела за ней, и дверь квартиры тут же за ними захлопнулась.
