Я ощущала космическое качество энергий и переживаний, присущих всем формам жизни, бесконечное любопытство и желание экспериментировать, а также стремление к самовыражению и самосохранению, действующее на различных уровнях. Я осознала, что мы сделали с жизнью и землей, развивая и совершенствуя технику. А поскольку техника тоже продукт жизни, передо мной встал насущный вопрос: сохранится ли жизнь на нашей планете?
Что такое жизнь — жизнеспособный и созидательный феномен или злокачественный нарост на лике Земли, содержащий в своей основе какой-то роковой изъян и обрекающий себя на уничтожение? Возможно ли, что некая фундаментальная ошибка была допущена в самом проекте эволюции органических форм? Могут ли творцы Вселенных допускать ошибки, как люди? В тот миг эта мысль казалась мне правдоподобной и очень пугала меня. Ведь прежде ничего подобного мне в голову не приходило!
Некоторое время Кэтлин билась над вопросом, возможно ли, что бы творческое начало допустило грубую ошибку в осуществлении творения и не полностью контролировало этот процесс? В конце концов она пришла к выводу, что, по-видимому, так оно и есть и что для сохранения творения Божественное нуждается в помощи человечества. Выбрав теорию творения, описанную мною ранее как теория «калейдоскопа» или «игры в шахматы», Кэтлин решила стать активным партнером Божественного в борьбе за сохранение жизни. Вот чем закончился ее сеанс:
Отождествляясь с жизнью, я пережила и исследовала целый спектр разрушительных сил, действующих в природе и в людях, и увидела их опасное развитие и проекции в современной науке и технике, угрожающие сделать нашу планету необитаемой. Я становилась бесчисленными жертвами современного боевого оружия, узниками концлагерей, умирающими в газовых камерах; рыбой, отравленной промышленными отходами; растениями, убитыми гербицидами, и насекомыми, опрысканными химикатами.
Все это перемежалось трогательными видениями улыбающихся младенцев; очаровательных детей, играющих в песочнице; новорожденных животных и только что вылупившихся птенцов в заботливо построенных гнездах; мудрых дельфинов и китов, плавающих в кристально чистых водах океана, и образов прекрасных лугов и лесов. Я глубоко сопереживала жизни, остро сознавала экологические проблемы и испытывала искреннее желание присоединиться к жизнеутверждающим силам планеты.
Идеи, подобные кёстлеровскому понятию холонов, были высказаны в XVII веке известным немецким философом и математиком Готфридом Вильгельмом Лейбницем. В своей работе «Монадология» он описывал Вселенную как состоящую из элементарных единиц, называемых монадами. Этим монадам присущи многие характеристики джайнистских джива. Как и в мировоззрении джайнов, в философии Лейбница все знание о целостной Вселенной может быть выведено из информации, содержащейся в любой единичной монаде.
Интересно, что Лейбниц явился также создателем математического метода, который сыграл важную роль в развитии оптической голографии — новой области, впервые обеспечившей прочную научную основу для принципа взаимопроникновения. Оптические голограммы очень четко демонстрируют парадоксальные отношения, которые могут существовать между частями и целым, включая возможность восстановления информации о целом по каждой его части. Возможно, Абсолютное Сознание, создавая феноменальные миры, использует те же принципы, которые находят свое материальное выражение в оптической голографии. В любом случае для мира трансперсональных явлений голографическая модель является наилучшей понятийной схемой.
Творение и мир искусства
В холотропных состояниях бытие, человеческая жизнь и мир вокруг нас открываются нам как фантастическое приключение сознания, удивительно сложная и замысловатая космическая драма. Это согласуется с представлениями, которые можно найти в древнеиндийской литературе. Индуистские писания называют эту божественную игру Вселенной лилой и говорят о том, что материальная реальность, какой мы ее воспринимаем в повседневной жизни, есть порождение великой космической иллюзии, или майи. В нашей жизни искусственными, иллюзорными отражениями реальности служат театр, кино и телевидение. По этой причине данные средства массовой информации, а также различные аспекты относящейся к ним творческой деятельности являют еще один источник метафорических образов, которые часто используются для описания процесса творения.
Между ситуацией актера и нашей ролью в космической игре можно провести очень близкие параллели. Хороший актер, играя на сцене, может в значительной степени потерять контакт со своей настоящей личностью и полностью отождествиться с персонажем, в роли которого он выступает. Во время спектакля он едва ли не верит в то, что он — Отелло, Жанна д’Арк, Офелия или Сирано де Бержерак. Однако актер сохраняет сознание своей личности и полностью возвращается к ней, как только падает занавес и стихают аплодисменты зрителей. Похожий процесс отождествления с персонажем драмы и временная потеря ощущения собственной личности, правда в меньшей степени, могут происходить в зрителях, когда они смотрят хороший фильм или спектакль. У каждого актера и актрисы есть своя глубинная, будничная личность, к которой они возвращаются, когда спектакль окончен. Люди, переживавшие холотропные состояния сознания, часто говорят, что нечто подобное происходит в цепи перевоплощений. В начале каждой своей жизни мы принимаем иную личность и роль, а умирая, прежде чем принять новое воплощение, возвращаемся к своей исконной личности.
С этой точки зрения особенно интересна ситуация драматурга, которую можно использовать для иллюстрации сложности нашей природы, а также проблемы детерминизма как противоположности свободы воли. Поскольку во Вселенной все границы совершенно произвольны, у нас нет фиксированной личности, и каждый из нас является и творцом, и творением. В зависимости от аспекта творения и уровня творческого процесса, с которым мы отождествляемся, степень нашей свободы резко меняется. В похожей ситуации находится и автор театральной пьесы или киносценария. Все действующие лица пьесы рождаются в воображении драматурга, изначально являясь, таким образом, различными аспектами одного творческого сознания. Однако, чтобы эта драма могла произвести впечатление на зрителя, ее действующие лица должны быть представлены как отдельные индивиды.
Из этого следует, что личность автора по отношению к пьесе и ее действующим лицам двойственна. В процессе написания автор располагает большой свободой в создании персонажей и определении хода событий. Но тот же самый автор может также — по своему решению — стать одним из исполнителей своей драмы. Например, Уильям Шекспир мог бы решить сам сыграть роль Гамлета или Рихард Вагнер — спеть партию Тангейзера; тогда они были бы в значительной степени ограничены и обусловлены тем же сценарием, при создании которого, находясь в другой ситуации и на другом уровне, обладали много большей свободой. Аналогично этому каждый из нас, участвуя в божественной драме, выступает в двоякой роли — драматурга и актера. Качественное и реалистичное исполнение этой роли требует, чтобы мы на время оставили свою подлинную личность. Мы должны забыть о своем авторстве и следовать сценарию.
Что касается проблемы двойственности нашей личности и нашей роли в космической драме, то здесь следует высказать предостережение. В последние десятилетия этот вопрос зачастую понимали и истолковывали неправильно, особенно в рамках движения «Нью эйдж» и в упрощенных духовных школах. Но что касается холотропных состояний, то мы в них можем выходить на такие уровни сознания, где представляется вполне правдоподобным, что мы сами выбрали себе родителей и обстоятельства рождения. С другой стороны, можно войти в такое состояние сознания, в котором открывается, что мы по своей сути существа духовные и потому свободны в своем решении воплощаться и участвовать в космической драме. А иногда мы способны пережить очень интенсивное отождествление с самим творческим началом, или Богом. Все эти переживания бывают весьма реальны и убедительны.
