Когда мы в своей жизни переживаем такие травмирующие эпизоды, то событие, происходящее в настоящем, отсылает нас назад к соответствующему перинатальному материалу, тем самым оживляя нашу старую эмоциональную и физическую боль. Тогда мы реагируем не только на текущую ситуацию, но и на раннюю, фундаментальную травму своей жизни. Это может объяснять глубину психологического ущерба — и длительные отрицательные последствия — в результате войн, стихийных бедствий, нахождения в концлагерях или захвата террористами. Эти ситуации не только сами по себе являются травмирующими, что достаточно серьезно, но и лишают жертв защиты, которая обычно ограждает их от болезненных элементов бессознательного материала, затаившегося в их психике. Чтобы эффективно работать с этими состояниями, приходится создавать поддерживающую окружающую среду и использовать методы, позволяющие людям переживать и прорабатывать не только относительно недавние травмы, полученные в зрелом возрасте, но и лежащие в основе первичные воспоминания о мучениях, связанных с БПМ-II.
Кроме того, на более тонком уровне вторая перинатальная матрица может быть связана с воспоминаниями о тяжелых психологических травмах, в частности, о разлуке, неприятии, лишениях, событиях, подрывающих душевное равновесие, и ситуациях ограничения и подавления в родной семье и в последующей жизни. Таким образом, роль жертвы в своей семье, в классе, в интимных отношениях, на рабочем месте и в обществе усиливает и закрепляет память о безвыходной стадии рождения и делает ее более психологически подходящей и доступной для сознательного опыта. БПМ-II соотносится и с разнообразными неприятными ощущениями и напряжениями в тех частях тела, которые Фрейд называл эрогенными зонами, или зонами удовольствия. На оральном уровне эти ощущения могут выражаться в виде жажды и/или голода; в анальной области — в виде неприятных ощущений в прямой кишке и заднем проходе, связанных с запором, колитом или геморроем; в мочеполовом тракте — в виде сексуальных расстройств или боли, вызванной инфекцией или хирургическим вмешательством, а также затрудненным мочеиспусканием.
Каждое маточное сокращение на этой стадии родов проталкивает головку ребенка в шейку матки, все больше расширяя ее. Когда шейка матки окончательно раскрывается и головка ребенка опускается в область таза, происходит огромная перемена не только в биологическом, но и в психологическом переживании рождения. Безвыходная ситуация БПМ-II сменяется медленным прохождением по родовому каналу, характеризуемым БПМ-III. В следующей главе мы будем исследовать богатый и красочный мир БПМ-III и его значение для нашей жизни как в индивидуальном, так и в коллективном смысле.
БОРЬБА СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ — БПМ-III
Готов ли ты быть вычеркнутым, стертым, аннулированным, обращенным в ничто?
Готов ли ты стать ничем?
кануть в забвение?
Если нет, то ты никогда по настоящему не изменишься.
Д.-Г. Лоуренс, «Феникс»
Хотя, в действительности, он не мог ясно видеть родовой канал, он ощущал его сокрушительное давление на голову и все тело, и каждой своей клеткой знал, что вовлечен в процесс рождения. Напряжение достигало таких масштабов, что он даже не представлял, что человек способен это выдержать. Он испытывал неумолимое давление на лоб, виски и затылок, словно оказался в стальных тисках. Напряжение в его теле также вызывало ассоциации с грубой механической обработкой; ему казалось, что его пропускают через чудовищную мясорубку или через гигантский пресс с зубцами и цилиндрами. У него в уме промелькнул созданный Чарли Чаплиным образ человека — жертвы мира технологии из фильма «Новые времена». Казалось, через его тело проходят невероятные количества энергии, которые накапливаются и высвобождаются в виде мощных разрядов.
Он испытывал удивительное смятение чувств. Он задыхался, был испуганным и беспомощным, но также ощущал ярость и странное сексуальное возбуждение. Еще одним важным аспектом его переживания было чувство полнейшего замешательства. Ощущая себя младенцем, поглощенным жестокой борьбой за выживание, и осознавая, что он вот-вот родится на свет, он также переживал себя своей разрешающейся от бремени матерью. Интеллектуально он знал, что, будучи мужчиной, он никогда бы не мог рожать, однако чувствовал, что каким-то образом пересек этот барьер, и невозможное стало реальностью. Несомненно, он соприкоснулся с чем-то изначальным — с древним женским архетипом рожающей матери. Образ его тела включал в себя большой живот беременной женщины, а также женские половые органы со всеми нюансами биологических ощущений. Он был расстроен своей неспособностью отдаться этому стихийному процессу — дать рождение и родиться самому, освободиться и освободить ребенка.
В глубинах его психики открылся гиганский источник чудовищной агрессии, как будто скальпель космического хирурга внезапно вскрыл абсцесс зла. Им овладевал оборотень или берсерк; доктор Джекил превращался в мистера Хайда. Подобно тому, как раньше он не мог провести различие между рождающимся ребенком и рожающей матерью, теперь он видел множество образов, в которых убийца и жертва были представлены в одном лице. Он был беспощадным тираном, диктатором, подвергающим своих подданных немыслимым жестокостям, но, в то же время, он был революционером, ведущим яростную толпу на свержение тирана. Он был бандитом, хладнокровно совершающим убийства и полицейским, убивающим преступника именем закона. В один момент он переживал ужасы фашистских концлагерей. Открыв глаза, он увидел себя офицером СС. У него возникло глубокое ощущение того, что он — нацист и он — еврей были одним и тем же человеком. Он мог ощущать в себе Гитлера и Сталина и чувствовать полную ответственность за все злодеяния человеческой истории. Он видел, что проблема человечества заключается не в существовании жестоких диктаторов, а в этом Скрытом Убийце, которого каждый из нас может найти, поглубже заглянув в собственную душу.
Затем это переживание качественно изменилось и достигло мифологических масштабов; вместо зла человеческой истории он ощутил атмосферу колдовства и присутствие демонических элементов. Его зубы превратились в длинные клыки, наполненные каким-то таинственным ядом, и он обнаружил, что летит в ночи на больших, как у летучей мыши, крыльях, подобно зловещему вампиру. Вскоре это переживание сменилось дикими, возбуждающими сценами ведьмовского шабаша. Казалось, что в этом мрачном чувственном ритуале всплывали на поверхность, переживались и воплощались все обычно запрещенные и вытесненные побуждения. Хотя его переживания постепенно утрачивали демоническое качество, он продолжал испытывать огромное сексуальное возбуждение и был вовлечен в бесконечные немыслимые оргии и сексуальные фантазии, в которых играл сразу все роли. На протяжении всех этих переживаний он продолжал одновременно быть ребенком, проталкивающимся через родовой канал, и рожающей матерью. Ему стало совершенно ясно, что секс и рождение глубоко связаны друг с другом, и что существуют важные ассоциации между сатанинскими силами и ситуацией в родовом канале.
Он боролся и сражался во многих разных ролях со множеством разнообразных врагов. Порой он задавал себе вопрос, придет ли когда-нибудь конец этим мучениям. Затем в его переживания вошел новый элемент. Все его тело покрылось какой-то биологической грязью, липкой и скользкой. Он не мог различить, были ли это околоплодные воды, слизь, кровь или вагинальные выделения. Казалось, что эта же гадость набралась ему в рот и даже в легкие. Он задыхался, давился, строил гримасы и плевался, пытаясь удалить ее из организма и с кожи. В то же время ему как бы давали понять, что он не должен бороться: процесс обладает собственным ритмом, и все что нужно сделать — это подчиниться ему. Он вспоминал множество ситуаций из своей жизни, когда он ощущал необходимость бороться и сражаться, и, оглядываясь на прошлое, чувствовал, что и это тоже было ненужным. Как если бы рождение каким-то образом запрограммировало его видеть жизнь более сложной и опасной, чем она есть на самом деле. Ему представлялось, что это переживание сможет раскрыть ему глаза на такие вещи и сделать его жизнь намного легче и беззаботней, чем прежде1.
