В растрепанных чувствах Рэмбо и Виноградов проследовали дальше.
– Надо же… Среди бела, можно сказать, дня.
– Вообще-то, у них здесь проституция запрещена. Очень строго наказывается, запросто можно в тюрягу загреметь. Причем не только девка влетает, но и клиент! Так сказать, за поощрение и соучастие. – Почувствовав некоторое недоверие со стороны спутника, искушенный в местных реалиях Рэмбо продолжил: – А ты знаешь, что здесь спиртным по воскресеньям не торгуют напрочь? Хоть тресни… Хуже, чем у нас при Горбачеве. А если кого застукают, что несовершеннолетнему продал, – все, кранты. Лицензии лишат моментом, без разговоров. Формально, если ты даже пиво из банки в садике пьешь, могут арестовать за оскорбление общественной нравственности.
Виноградов молча кивал – а что тут скажешь?
Так, незаметно, они пересекли Восьмую авеню и зашагали, как здесь выражаются, вверх, на север.
– Вон, ты спрашивал, автобусный вокзал. Отсюда завтра поедем…
– Там вроде Гарлем дальше? Говорят, опасно?
На Рэмбо теоретические познания гостя впечатления не произвели:
– Не так страшен черт… Впрочем, пешком отсюда можно, конечно, дойти – к утру! Если прямо и никуда не сворачивать. Но нам поближе надо.
– Это хорошо. – Владимир Александрович не очень любил осматривать достопримечательности из окон экскурсионных автобусов. Он считал, что новые города следует узнавать пятками, но одно дело туризм, а другое… Честно говоря, он несколько устал и проголодался. – Это очень неплохо, что поближе.
С каждым пройденным кварталом облик Манхэттена стремительно менялся. Теперь вокруг спутников теснились закопченные корпуса каких-то фабрик, складские заборы и гаражи. С набережной дуло, прохожих становилось все меньше, а мусора на тротуарах – все больше.
Стемнело. Наконец Рэмбо скомандовал:
– Постоим! Покурим…
Естественно, ни тот ни другой за сигаретами в карман не полезли.
– Чисто? Как ты думаешь? – Там, дома, Владимир Александрович почувствовал бы слежку на уровне подсознания. Здесь – лучше было положиться на опыт спутника.
– Вроде не пасут… Дама ждет-дожидается нас! – Проследив за направлением кивка, Виноградов увидел припаркованную среди многочисленных автомобилей «тойоту». Под дворник кто-то просунул уже пестрый рекламный буклетик. – Двинулись.
Ресторанчик оказался японский, из недорогих. Приняв у посетителей одежду, стриженая тетечка в абсолютно современном джинсовом сарафане сноровисто уволокла пальто и куртку в темную глубь гардероба – и тут же вернулась, протягивая жетончики.
– Ей уже нужно давать чаевые? – Виноградов все путался в местных традициях. Особенно это касалось неизбежных встреч с представителями разнообразного сервиса: официантами, таксистами, подносчиками багажа.
– Пока нет, – отрицательно помотал головой провожатый. Вслед за возникшим из небытия улыбающимся потомком самурая они прошли в небольшой, столиков на пять-шесть, зал. Глаза постепенно привыкали к уютному полумраку.
– Добрый вечер. Позволю себе вас познакомить – Володя! А это – очаровательная Оля…
– Очень приятно.
– Здравствуйте. – Голос у Ольги оказался очень симпатичным. Как и все остальное – фигурка, глаза, волосы до плеч… Виноградов решил, что новая знакомая на редкость привлекательна. Впрочем, возможно, тут сказывалось почти недельное воздержание.
– Мы присядем? – Тот, кого Владимир Александрович называл Рэмбо, уже занял место лицом к выходу.
– Интересно, Сереженька, что бы ты стал делать, если бы я сказала «нет»? – прищурилась девушка, и из этой фразы Виноградов сделал сразу два вывода. Во-первых, что спутника знали здесь под его настоящим именем, а во-вторых – собеседнице не чужда ирония. Как известно, считающаяся верной спутницей ума.
– Но ты же ведь нас не прогонишь?
– Да уж… Ладно, за опоздание – оплачиваешь ужин!
– Нет проблем. – Рэмбо хозяйским жестом переправил Виноградову поданное японцем меню: – Выбирай! Ты, кстати, что взяла?
– Суши, естественно, – пожала плечами Ольга. – Не вареники же со сметаной.
– Смешно… Выпьешь?
– Нет, наверное… Вы впервые здесь, Володя? – Это прозвучало так сочувствующе, с таким пониманием, что Виноградов решил не пыжиться:
– Я, вообще, в первый раз в японском ресторане. Поэтому целиком полагаюсь на вас.
– Отлично. Возьмите тогда мисо-суп и суши. Ассорти, то есть разного понемногу, на пробу. Как считаешь, Сергей?
– Абсолютно! И саке…
– Я не очень люблю теплую водку, – решился подать голос дебютант. Что такое саке, он все-таки слышал.
– Сравнил, тоже мне! – Рэмбо сделал заказ, и почти сразу же перед Ольгой поставили деревянный подносик. На нем двумя аккуратными шеренгами выстроились некие подобия рисовых котлеток, каждую из которых венчал аппетитный ломтик даров моря.
Виноградов сглотнул слюну.
– Это не нам еще, – разочаровал его спутник. – Сейчас пока выпьем для аппетита…
– Ладно, мальчики. По поводу знакомства… Я тоже с вами глоточек, чисто символически.
Следующие полчаса Владимир Александрович изучал премудрости обращения с пластмассовыми палочками – вилку ему не позволили взять принципиально. Осьминоги и прочая рыбная снедь понравились.
А вот экзотическое подобие буро-зеленой горчицы с соевым соусом вызывало нездоровые воспоминания. И требовало постоянной нейтрализации – для чего, в конце концов сообразил он, и использовалось жидкое пламя пахучей японской водки.
– Уф-ф… – Сытость способствовала благодушию, но пора было и о деле подумать. Рэмбо вытер губы салфеткой и жестом отогнал подскочившего официанта. – Что с нашей проблемой, Олечка?
– Я могу говорить? – Собеседница вопросительно подняла брови.
– Совершенно свободно. Володе доверяй, как мне.
– А кто сказал, что я тебе доверяю? – Ольга сделала вид, что шутит. – Ладно! Тот парень, который вас интересует, – он действительно здесь. Его прячут где-то неподалеку, видимо – в Нью-Джерси.
– Откуда информация?
– Тебе важен источник? Или степень достоверности?
– И то, разумеется, и другое.
– Вы не первые, кто интересуется этим человеком. Наши пытались до него добраться, но… Не получилось. Никто не хочет связываться с ФБР.
– Даже за большие деньги?
– Даже за очень большие деньги! Сереженька, на этом деле двое уже оказались за решеткой. Один – в Мексике…
Только сейчас Владимир Александрович сообразил, что кажется ему несколько странным в Ольгиной манере говорить. Нет, фразы она строила безупречно, с грамматикой тоже все было в порядке – но вот мелодика речи, интонации выдавали в ней человека, не один год прожившего в чужой языковой среде. В общем, это было по-своему мило.
