– Я знаю, что это не есть любовь, – говорила она с отчаянием, – что это только самообман. Я презираю Шарля, презираю себя и возненавижу себя позднее за то, что покорилась его поцелуям…
Даже когда она боролась, власть Шарля уничтожала у нее волю к борьбе. Так сладко было снова чувствовать себя живой, способной снова любить и хотя бы на один краткий момент потерять осознание остального мира. Это было лишь чувственное наслаждение, но оно освобождало, хоть на время, от мучительных сомнений, от тоски жизни…
Однако она не могла сказать Шарлю, что любит его; она знала, что нет, знала, что эти поцелуи, слова и обожание были лишь минутным подношением, которое она приняла, потому что сердце ее было так неспокойно, а ночь так хороша!..
Она вернулась в гостиную, и в дверях ее встретил Жюльен. Ей показалось на одно мгновение, что его глаза сверкнули, затем она услыхала его голос, тихий и привлекательный, как всегда.
– Знаете ли, мы ведь ждали вас в течение десяти минут, чтобы вы наконец взглянули на свои карты, – сказал он.
Сара вошла. Она слышала, как Шарль извинялся, а мать тихо и саркастически засмеялась.
Этот смех внезапно, точно молния, осветил перед нею темноту, и этот час, проведенный ею с Шарлем, показался ей чем-то пошлым и бесконечно недостойным.
«Зачем я это сделала, зачем?» – спрашивала она себя со страстным осуждением.
А Жюльен приобрел особенную цену в ее глазах вследствие искренней, ненавязчивой доброты. В ее возбужденном мозгу мелькнула мысль, что он может служить для нее убежищем.
Она пожелала Шарлю спокойной ночи, простилась с матерью и наконец могла удалиться в свою комнату. Подождав несколько минут, она спустилась неслышными шагами в сад и остановилась там, где стояла перед этим вместе с Шарлем. Кругом нее и над нею была тишина и благоухание цветов носилось в воздухе.
Какое волшебство, какое безумие могли так овладеть ею, что она на мгновение забыла все годы горя, страдания и унижения и лишилась самообладания, ослепленная ярким пламенем страсти.
Только одно могло сделать это, только поцелуи, которые напомнили и напоминают ей прошлое: они могли пробудить прежнее очарование, как и слова, произнесенные годы тому назад.
О, как предательски коварна эта ужасная сила памяти, пробудившаяся под влиянием ласк!
Отчего она так создана, что подобная вещь оказалась возможной? Разве никогда невозможно забыть вполне, невозможно освободиться окончательно от этих воспоминаний?
Ответ ей был дан ее собственным сердцем.
– Да, забыть нельзя, можно только продолжать. Нельзя ничего перемещать в сердце, можно только прибавлять. Никакая следующая любовь после первой любви не может быть такой же; она может быть лучше, выше, благороднее, но она не является началом, потому что для сердца бывает только одна утренняя заря, хотя золотой полдень бывает и много раз…
Она подождала еще несколько времени в темноте, потом пошла в дом. На площадке лестницы она остановилась. Ее комнаты лежали направо, а комнаты ее мужа – в дальнем углу. Она отправилась туда. Дверь в его комнату была, по обыкновению, открыта, и она могла видеть ночную сиделку, которая сидела у огня. На столике стояла лампа под абажуром, и сиделка была до такой степени поглощена чтением, что даже не оглянулась, когда вошла Сара.
Вильям поднял голову. Нога у него была забинтована по-прежнему. Сара вспомнила на мгновение о Жюльене и его доброте, затем взглянула на мужа, и краска залила ее лицо. Она опустилась возле него на колени и прижалась лбом к его тяжелой, неподвижной руке.
– Коти, Коти! – с отчаяньем прошептала она.
Глава 6
Былые дни ушли куда-то,
Былые дни не повернуть,
Былые дни не ждут возврата,
Былые дни умрут, умрут…
Метерлинк
Летние грозы могут затянуться. Начавшись как легкий моросящий дождь, они понемногу усиливаются, но все же в конце концов они проявляют свою силу.
С наступлением июня и веселых танцевальных балов восторг и волнение Сары усилились. Она блистала. Казалось, дремлющее в ней пламя готово было разгореться каждую минуту, и это придавало ей еще большую привлекательность, вынуждая ее не держаться в отдалении от света, что она делала со времени болезни Коти, а снова превратиться в очаровательную светскую женщину, вращающуюся в блестящем обществе. Она словно выросла в это веселое, жизнерадостное лето, испытала мириады ощущений сама и заставляла мужчин, ежедневно посещавших ее, испытывать их. И по мере того как расширялись ее душевные способности, она начинала сознавать, какие безграничные возможности предоставляло ей ее собственное положение и какую власть оно давало ей. Она ощущала теперь радость жизни, но избегала Шарля или включала его в такой кружок, в котором непременно участвовал и Жюльен. Она не думала о том, что чувствует к ней Жюльен, но просто эксплуатировала его присутствие, разговаривала с ним и свободно выказывала ему дружбу. Он был для нее защитой не только против Шарля, но и против нее самой. Его постоянное присутствие и знание своего собственного сердца внушили ей уверенность, что он ее любит, и хотя она старалась убедить себя, что это не так, но все-таки находила в этом облегчение и успокоение.
Много лет спустя, когда она вспоминала об этом лете, о своих изменчивых настроениях, то не находила им совершенно никакого объяснения. Она точно носилась по какому-то золотому озеру и, зная, как коварны его волны, все-таки полагалась на свое собственное искусство, как необыкновенно смелый пловец, которому доставляет наслаждение бороться с опасностью.
Она решила не оставаться наедине с Шарлем и избегала этого, но в любви на людях заключается скрытое очарование, и если оно не доставляет такого же удовлетворения, то, пожалуй, волнует еще сильнее.
Атмосфера вокруг Сары сгущалась, как грозовое небо, и это начинали чувствовать все члены маленького общества. Ревность Шарля становилась очевидной, Жюльен же скрывал свои чувства, но из этого не следовало, что он соглашался играть тут бесцельную роль. Леди Диана забавлялась в кругу своих друзей, но тем не менее замечала в напряженной атмосфере признаки готовящегося взрыва. Скрытое же под спудом пламя все же бросало теплый отблеск на остывший пепел ее собственного темперамента. Она надеялась позабавиться, когда привела с собой Шарля в дом Сары, но не думала, что его появление может подействовать таким возбуждающим образом. Она наблюдала рост ревности между Шарлем и Жюльеном и восхищалась изумительным искусством Сары притворяться, что она этого не замечает. Она так была уверена в том, что Сара была в этом отношении ее истинной дочерью, что даже совершенно открыто заговорила с нею о том, что ей передавали слух, будто Жюльен отказывается теперь от крупных дел, лишь бы не расставаться с нею.
– Он отказался от дела Вервье? Почему? – спросила Сара.
Леди Диана засмеялась.
Они сидели вдвоем в будуаре Сары, маленькой комнате, обитой панелями из белого дерева, с полкой для книг кругом стен и английским камином. Сара рассматривала список приглашенных, держа в руке папироску и слегка нагнув голову. Подняв глаза на мать, она подметила на ее лице насмешливую улыбку.
