Я выключил в офисе свет, закрыл дверь на ключ и торопливо зашагал по коридору к лифту. Раздраженный задержкой, я тыкал пальцем в кнопку вызова лифта и одновременно сражался с пуговицами пальто. На первый этаж я прибыл крайне недовольный собой и окружающим миром. «Прекрасно, — мрачно думал я, — и где я найду открытый магазин в такое время?»
Два дня назад я после работы ездил к матери. С тех пор как Кейт попросила меня оставить ее, моя жизнь как будто вырвалась из-под контроля. А мама всегда была хорошим советчиком. Я затормозил возле ее дома, но свет не горел ни в одном из окон. Ну, разумеется, без пятнадцати одиннадцать иначе и быть не могло. О каком контроле над жизнью я могу мечтать, если не в состоянии даже соблюдать нормальный рабочий график? Я сидел в машине и любовался маминым домом: подмигивающими огоньками, ярко освещенным вертепом, цветными гирляндами. Мама с папой превратили наш дом в такое место, где жизнь казалась волшебной. Дни рождения были волшебными праздниками. День благодарения, Пасха и Рождество были волшебными праздниками. Как-то я сказал Кейт со смехом, что верил в Санта-Клауса до двадцати одного года, потому что мне ни разу не удалось застать родителей за тем, как они кладут перед нашими с братом кроватями подарки. И мама, и папа хотели, чтобы родной дом стал для нас с братом самым замечательным местом на земле. Чтобы наши воспоминания о детстве не были воспоминаниями о ссорах, перепалках и обидах. Они хотели создать из нашего детства сказку, и им это удалось. Я облокотился на руль и вновь обвел взглядом дом. Что будут вспоминать о детстве мои дочки? Скажут ли они мне спасибо за свои детские годы? Я покачал головой и поехал домой, размышляя над тем, как вернуть в свою жизнь былое очарование.
…В этот час в здании оставалась только охрана. Я забрал с опустевшей парковки «мерседес» и помчался по празднично освещенному городу в сторону центра. Витрины блестели огнями, но магазины уже не работали. Снова пошел снег — в воздухе танцевали крупные пушистые снежинки. На улицах почти никого не было, и я чувствовал себя единственным человеком в мире, кто не сидел сейчас дома, в окружении семьи.
Моей последней надеждой был крупный универмаг в центре города. Подъехав к нему, я с облегчением убедился, что магазин еще не открыт. В обед я пробовал составить список того, что нужно будет купить, но не смог: я не знал, что хотели бы получить в подарок мои близкие.
Почти бегом, расталкивая немногочисленных покупателей, я направился в отдел игрушек, где, по моим предположениям, можно было найти большую коллекцию кукол Барби. Не слишком ли мала Лили для Барби? Не потеряла ли к ним интерес Ханна? Какие Барби считаются хорошими, а какие — не очень? Я бросил в тележку одну куклу, рассчитывая, что Кейт подскажет мне, кому из девочек она подойдет. В отделе электроники мой взгляд упал на плеер, и я решил, что Ханна уже достигла того возраста, когда дети начинают интересоваться музыкой. Но какая музыка ей понравится? Среди женской одежды меня привлек красный свитер из кашемира, я уже схватил его, обрадовавшись, что нашел неплохой подарок для мамы, но вспомнил, что у нее уже есть нечто подобное. Я со стоном швырнул свитер на полку, но затем снова взял его в руки, прикидывая, не подойдет ли он Кейт. В прошлом году я подарил ей бриллиантовое колье стоимостью почти пять тысяч долларов, потому что она как-то пожаловалась, что я не обращаю на нее внимания. Тем подарком я хотел доказать, как она важна для меня, но колье ничего не изменило в наших отношениях. Я не собирался повторять одну и ту же ошибку дважды. Свитер полетел из тележки обратно на полку.
В моей голове гудел многоголосый хор. Один гневался: «Как она могла?», другой недоумевал: «Почему она давно этого не сделала?», третий уговаривал: «Если все кончено, то постарайся забыть об этом как можно скорее и двигайся дальше — нечего предаваться унынию», а четвертый голос призывал к примирению: «Но ты же любишь ее, и она тебя любит. Разве этого недостаточно?» Может быть, расставание пойдет нам на пользу, даст возможность посмотреть на все со стороны? Может быть, думал я, Кейт соскучится по мне и образумится наконец?
Блуждая по магазину, я заметил, что из отдела в отдел бегает мальчик, снимает с полок товары, вертит их в руках и кладет обратно, к явному неудовольствию продавцов. При этом парнишка не глядел по сторонам и один раз, когда я перебирал вязаные шарфы, подыскивая подходящую расцветку для мамы, даже врезался в меня. «Простите, сэр», — пробормотал он, глядя куда-то в сторону. Я нахмурился. Меня возмущали родители, позволяющие своим детям бегать по магазинам без присмотра. Мальчик продолжал перебирать вешалки с одеждой, вытаскивая на свет то блузку, то юбку, то жакет. Я наблюдал за ним. Несколько вешалок упало на пол, но он не увидел этого. Я снова огляделся по сторонам в поисках родителей несносного мальчишки.
— Мальчик, пожалуйста, будь аккуратней, — раздраженно отчитал я подростка, не найдя рядом никого, кто бы походил на его отца или мать.
Раздосадованный и усталый, я почти не глядя бросал в тележку то, что попадалось под руку. Уже двигаясь к кассе, в отделе женской обуви я снова увидел того мальчика. Он озабоченно перебирал все подряд сапоги, туфли и босоножки, выставленные в торговом зале. Вдруг при виде полки с уцененной обувью его глаза загорелись, и он осторожно взял в руки пару туфель. Застыв как зачарованный, он разглядывал серебристые лодочки, вышитые красными, синими, зелеными блестками и стразами. Потом он сунул туфли под мышку и заторопился к кассе — и успел прошмыгнуть прямо передо мной. «Везет, как всегда», — злобно думал я, глядя, как переминается с ноги на ногу беспокойный ребенок. Покупатель, стоящий перед ним, похоже, скупил половину магазина: кассир занимался им целую вечность.
И снова я обвел магазин взглядом, пытаясь определить, где же родители ребенка. Должен признать, что тщательность, с которой мальчуган выбирал туфли (очевидно, подарок для матери), не оставила меня равнодушным. А беспокойство мальчика я объяснил его нежеланием, чтобы мать увидела подарок раньше времени.
Я взглянул в свою тележку. Меня вдруг поразила одна мысль: я уже и не помнил, когда в последний раз волновался, выбирая подарок.
Когда мы с братом были мальчишками, мы до боли в руках вытряхивали из копилки все накопленное за год, до последнего цента. Набив монетками карманы, мы вприпрыжку бежали в местный магазин дешевых мелочей и надолго прилипали к подносам с заколками (для нашей мамы мы искали самую яркую, самую крупную заколку), затем ныряли в отдел подарков для мужчин и выбирали самый праздничный галстук, чтобы вручить папе. Однажды мы решили подарить ему не галстук, а длинный рожок для обуви, чтобы ему не приходилось нагибаться, надевая ботинки. Я вспомнил, сколько восторгов вызывали у нас эти походы за подарками. Мы бегали по магазину, суетились, криками подзывали друг друга и чуть не лопались от гордости при мысли о том, как родители удивятся и обрадуются, получив на Рождество наши подарки.
Наконец подошла очередь мальчика. Он положил перед кассиром туфли, и тот назвал цену: четырнадцать долларов двадцать пять центов. Мальчуган выковырял из карманов поношенных джинсов несколько мятых банкнот и горстку мелочи. Кассир пересчитал деньги.
