— Но ведь транспорт уже не ходит…
— Возьмешь такси! Что, скажешь: денег нет? Я оплачу, — бросила она презрительно.
«Что за чушь? Что мне еще придумать?»
— Подожди минутку, дай сообразить… Для меня твой звонок совершенно неожиданный… — Я пошел с телефоном в ванную, открыл душ. — У нас дождь вовсю, — стал я неуверенно оправдываться. — Слышишь, как хлещет?!
— И слышать не хочу! — отрезала Юля. — Тоже мне, дождя испугался! Записывай адрес… Кстати, ты вовсе и не далеко от меня живешь. Бери мотор, бегом беги, колесом катись, — но чтобы одна нога здесь, а другая у меня! Не заставляй даму ждать и сердиться. Всё!
Отбой.
Я догадался оставить на кухне записку родителям — чтобы утром не забеспокоились — и вышел на улицу. Признаюсь: выходить на улицу мне ой как не хотелось! Еще горели фонари. Моросил дождик — словно мстил мне за мелкую ложь — и всё вокруг: и сам дождь, и дома, и небо над головой — всё выглядело каким-то безысходно серым, каким-то изжеванным, несвежим, что ли. «Словно белье, что в поезде выдают, — уныло подумал я. — Такое же серое. — И еще подумал: — Для полноты картины не хватает серого волка. Правда, серого на сером фоне разве увидишь? Но глаза-то у него в ночи зеленые?»
И тут, на мое счастье, мигнул зеленый огонек такси.
…Юля ждала меня на лестничной площадке (значит, телефонный звонок мне не почудился — как я уже стал думать по дороге), курила.
— Только тихо! — приложив палец к губам, предупредила Юля (будто я сейчас буянить начну!). — У нас коммуналка, все уже спят.
В ее комнате было полутемно и как-то по-старомодному уютно.
— Ты меня, Алеша, не ругай, ладно? — говорила хозяйка, внимательно и серьезно глядя в мои глаза. — Родители на выходные на дачу уехали. А тут — ночь, дождь за окном… не спится. Жуть как одиноко стало! И я почему-то тебя вспомнила. Подумала: а вдруг ты тоже не спишь? Ведь должен же кто-то не спать — вместе со мной… Я тебе не противна, верно?.. Не презирай, Алеша, меня! Не станешь?
Мне стало неловко. Надо было что-то делать, срочно, — и я принялся целовать. Она откинула голову назад, выгнулась. Слегка влажные волосы беззащитно, по-детски потекли под моими пальцами.
Но глаза Юля не закрывала. Наклонила голову вперед. Ее глаза казались сейчас огромными. Глядела на меня внимательно и испытующе.
— Да?! — сказала она почти неслышно.
И погромче — последнее, что она сказала в эту ночь:
— Осторожно! На левом бедре ожог. Не сделай мне больно.
…Пробуждение было поздним.
Кажется, проснулись они одновременно.
— Здравствуй! — сказали они друг другу в один голос и тотчас же рассмеялись.
Алеша протянул руку и слегка коснулся ее волос, лба, глаз, губ. Юля осторожно схватила его палец зубами.
Потом попросила:
— Ты не смотри, я оденусь.
— Да ладно тебе, — буркнул Алексей и все же послушно отвернулся, даже глаза закрыл.
Когда Юля вернулась в комнату, он уже тоже был одет. Осматривался.
— В квартире тихо. Пошли. Я тебя в ванную провожу. Только ты, пожалуйста, не топай как слон, ступай потише… Мне бы не хотелось, чтобы тебя увидели… пойми меня правильно и не сердись… — Алексею такая речь не понравилась, но он промолчал и кивнул, со всем соглашаясь. Юля выглянула в дверь: — Ну, пошли. Тихо.
Путешествие по коридору туда и обратно закончилось благополучно: никто не встретился по пути («как и ночью»). Вот если бы Алексей еще не чувствовал себя полным дураком!
— Ум-нич-ка! — сказала Юля в комнате и поцеловала его в щеку. — Ой, какая у тебя щетина! Колешься! Надо же, за одну ночь отросла! Бритвы у меня, увы, нету… Я тебе сейчас кофе сделаю. А вот накормить мне тебя, к сожалению, нечем.
— Да я и не прошу, Юля.
— А ты, Алеша, и не проси. Ты требуй. Имеешь право. Полное. Ты — мужчина!
— Ну, если так, то это именно я должен был бы еду добыть. Как в каменном веке. — Замолчал. И не удержался от того, чтобы не продолжить язвительно: — Но, похоже, у нас ныне матриархат. Во всяком случае, в твоей квартире. Ведь ты здесь полновластно царишь и правишь. Без тебя мне даже и в коридор носа не высунуть…
— Ты на меня не сердись, пожалуйста. Постарайся меня понять. У нас квартира, Алеша, — а-а-агра-ама-адная! Типичная петербургская коммуналка. Дом начала века. Купец какой-то строил. Соседи сварливые, любопытные. Разговоры пойдут, пересуды… Ты — был, и нет тебя, а мне тут всю жизнь жить… Сейчас кофе попьем — крепкого! — и ты уйдешь. Ладно, мой милый, мой славный?!
— Пжалуй… — неопределенно буркнул мужчина.
— Уйдешь! — настойчиво и уже резким голосом повторила Юля. И внимательно и испытующе («как ночью») посмотрела на Алексея. — И знай, одна ночь — ничего не значит!
— Я знаю, — коротко согласился мужчина.
— Ах та-ак! Та-ак, значит?! — Юля отступила от него на шаг. Хотела выкрикнуть гневно, но сказала жалобно просяще: — Уходи сейчас же. Уходи.
— Вот выпью кофе и уйду, — и спокойно, и насмешливо ответил Алексей. — Ты ведь, хозяйка, сама только что сказала…
Юля молча взглянула на него и вышла.
В комнате было темновато. Алексей подошел к окну, отодвинул тяжелые шторы. Улица оглушила светом и шумом. Шарканье подошв… обрывки разговоров… Заскрежетал переполненный трамвай. Взвизгнули тормоза — машины замерли перед светофором. Краем глаза Алексей увидел: над улицей клином пролетают птицы. Правая цепочка вдруг сломалась, рассыпалась. Вся стая перестроилась и продолжила свой прежний путь, а несколько птиц резко ушли в сторону… Снова проскрежетал трамвай — словно кто-то медленно провел напильником по металлическому бруску, плохо зажатому в тисках. «Однако же и шумно здесь жить… Никакие нервы не выдержат…»
С кофейником в руках в комнату вошла Юля. Сказала буднично:
— Да, а вот мы здесь живем. Улица шумная, да еще и первый этаж в придачу. Садись, кофе, кажется, мне удался. Крепкий, как обещала… Мы в этой комнате сейчас втроем живем: отец с мамой и я. А раньше еще дед с бабкой жили, пока не умерли. Так комната по наследству и переходит от одного к другому. Комнатовладельцы! — Усмехнулась. Спросила: — Ты в коммуналках, Алешенька, никогда не жил?
— Нет, — упорно глядя на пар, поднимающийся над кофейной чашкой, ответил Алексей.
— Сча-а-астли-и-ивый ты! — протянула Юля. — Да, я припоминаю, ты ведь мне говорил: вы втроем живете в трехкомнатной.
— Так я что, по-твоему, виноват? — стал оправдываться Алексей. — Так получилось, что…
— Да никто тебя и не винит. Ты чего? Пей лучше кофе, пока не остыл. Живите себе на здоровье, — досадливо отмахнулась Юля. И вдруг вскипела: — А мои родители, они чем виноваты?! А я, я чем виновата? Чем? Ну, скажи! Что, мы — не люди?! Почему мы должны всю жизнь не жить — существовать?! Почему? Что: вы — хорошие, а мы — плохие? Так, да? Скажи!
