— Никогда не слышал ничего подобного. Какое благородство! — выговорил наконец он.
— Что?
— Ты берешь вину сестры на себя? Джессика, а я ведь и не знал, какая ты на самом деле. Ты совершенно особенная.
— Но, Тодд…
Своими сильными руками Тодд прижал ее к себе и держал так целую вечность. Потом он тихонько поцеловал ее. Он даже не слышал, как кричали и свистели ребята, которые были свидетелями этой сцены — среди бела дня, у всех на виду.
Джессика, потрясенная, сидела не шевелясь. Даже в самых буйных фантазиях она не могла себе представить, что честность может быть так вознаграждена.
— Джессика, ты просто прелесть, — сказал Тодд.
— А ты, Тодд, самый отличный парень из всех моих знакомых.
— Вот что, я приглашаю тебя на бал «Фи Эпсилон»!
— Что?
— Если, конечно, хочешь пойти со мной.
— Хочу? Ох, Тодд! — И она снова бросилась ему на шею. — Я только об этом и мечтаю.
Первое, что услышала Элизабет, выйдя из редакции «Оракула», был рассказ о любовной сцене между Тоддом и Джессикой на скамейке прямо посреди школьной лужайки.
— Ого-го! — Остановил ее Уинстон Эгберт на крыльце школы. — У нас тут недавно температура подскочила градусов на пятьдесят.
— А что случилось, Уинстон?
— Красивая болельщица и привлекательный капитан баскетбольной команды миловались-целовались у всех на глазах. Ну, ртуть не выдержала и закипела!
— Подумать только! — сказала Элизабет, и сердце у нее заныло.
— Я думал, Тодду ты нравишься, а оказывается, Джессика. Надо же!
— А что тут удивительного? Уж кто-кто, Уинстон, а ты… Ты ведь с пятого класса в Джессику влюблен. И тебе-то прекрасно известно, какая она потрясающая девушка.
— Конечно, известно. Но и ты не хуже.
— Да ну тебя.
— Ас кем ты идешь на бал?
— Вопрос серьезный, Уинстон. Они спустились с крыльца. И к ним на своем черном «порше» подкатил Брюс Пэтмен.
— Так, так, так, — взглянул он на Элизабет. — Да это никак покорительница «Келли». Лиз застыла на месте.
— Слушай; а я никогда не думал, что ты такая шустрая. И знаешь что, я решил — ты мне подходишь. Приглашаю тебя на бал.
— На бал?
— Вот именно. Терпеть не могу тихонь. Мы с тобой покажемся на балу, а потом закатимся куда-нибудь и повеселимся на всю катушку.
Элизабет долго сдерживалась, и наконец ее терпение лопнуло. Вся боль, обида, страдание от пересудов, шепотков и намеков в один миг выплеснулись наружу.
— Брюс Пэтмен, — сказала она, — уж лучше я всю свою жизнь просижу безвылазно дома, чем пойду куда-нибудь с тобой. А на бал, между прочим, меня уже пригласили.
— Да? И кто же?
— Я!
Элизабет резко обернулась. Позади стоял Уинстон Эгберт. Кажется, он и сам испугался того, что сказал.
— Ты? — Брюс Пэтмен засмеялся. — Ты? Да над тобой вся школа потешается!
— Хм, надо мной, может, и потешается, а от тебя плачет!
Брюс Пэтмен стал открывать дверцу. Лицо его потемнело и не предвещало ничего хорошего.
— Ты, придурок, я тебя сейчас сложу пополам и суну в урну.
Элизабет встала между ними:
— Не утруждай себя, Брюс. Это правда. Я иду на бал с Уинстоном.
Она взяла Уинстона под руку, и они пошли, оставив Брюса Пэтмена сидеть в машине с открытым от изумления ртом.
— Послушай, мне очень неловко, — сказал Уинстон, когда они немного отошли и Брюс уже не мог их слышать. — Но я так разозлился! Если ты не хочешь, я не буду настаивать…
— Минуточку! Как тебя прикажешь понимать, Уин? Ты что, уже бросаешь меня?
— Что-что?
— Ты меня пригласил или нет?
— Ну, я… это… Лиз, а что мне еще оставалось делать?!
— Заедешь за мной в половине восьмого, идет? Уинстон Эгберт уставился на красивую, умную, веселую Элизабет Уэйкфилд, и у него голова пошла кругом.
— Заеду! — ответил он ошарашенно, потом повернулся и бросился бежать как сумасшедший, размахивая руками и вопя как полоумный.
Впервые за много дней Элизабет засмеялась от всего сердца. На балу с Уинстоном будет весело, это уж точно. Когда он рядом, невозможно удержаться от смеха. И Элизабет пошла домой.
Настроение у нее поднялось, она бодро вышагивала, даже принялась что-то насвистывать. И только когда свернула на свою тихую улицу, шаги ее стали неуверенными, ей подумалось, может, и насвистывает она не от счастья, а по какой-то другой причине. Может, так она не слышит собственных грустных мыслей?
Глава 11
Едва волоча ноги, Элизабет вошла в кухню. Достала из холодильника пакет молока, налила стакан, выпила. В голове, как заклинание, крутилось: «Я рада за Джес… Я рада за Джес… Но сама я так несчастна, что хочу умереть».
Хлопнула входная дверь, и Элизабет услышала голос Джессики:
— Лиззи! Лиззи! О, Лиззи, ты не поверишь!
Джессика влетела в кухню — всем, кому бы посчастливилось увидеть в это мгновение красивую восторженную блондинку шестнадцати лет, сразу вспомнилось бы и Четвертое июля, и рождественское утро, и весенний карнавал.
— Я рассказала ему, Лиз, я все ему рассказала. Рассказала, что это я ходила с Риком Эндовером в бар «Келли», а он все равно пригласил меня на бал!
— Рассказала ему, Джес? Значит, он теперь знает, что это не я?
— Я рассказала ему, и он меня простил. Он, наверно, самый великолепный парень во всех штатах!
Элизабет показалось, что в этот миг в ней что-то умерло. Если Тодд знает, что Джессика была у «Келли», и, несмотря на это, пригласил ее на бал, то никаких сомнений ни в чем больше нет. Никаких. Она пойдет на бал с Уинстоном, повеселится вволю, потом займется своей газетой и забудет Тодда. «Но разве можно так взять и забыть?» — спросила она сама себя.
— Просто замечательно, Джес. Я так за тебя рада. Говорят, Тодд прекрасно танцует.
— У него все прекрасно получается, я уверена! — Счастье так и переполняло Джессику. — Где мама? Мне не терпится ей все рассказать.
— Она придет поздно. Кажется, какая-то важная встреча.
— Опять? — возмутилась Джессика. — Третий день подряд! А я-то всегда думала, что мамы должны бывать иногда дома и готовить детям еду.
Для Элизабет всегда оставалось загадкой, как это Джессика умудряется в мгновение ока упасть с, седьмого неба в пучину отчаяния. На сей раз только потому, что самой придется приготовить себе поесть.
— Джес, мама же предупредила сегодня утром, что задержится, — мягко произнесла Элизабет, стараясь не показать, как ей тяжело, и не раздражаться по пустякам.
