Рейнольдс не знал, что на это ответить. С видимым удовольствием Макреди лишил его власти, единственного, что у него было на этом судне. Он низвел его до положения полного ничтожества, заставил ощущать себя последним глупцом, чуть ли не никчемным щеголем, которого не следует принимать в расчет. Именно так относился к нему отец. Рейнольдсу вдруг невольно вспомнилось насмешливое выражение, всякий раз появлявшееся на лице родителя, когда сын показывал ему свои книги о путешествиях и говорил, что и он тоже, подобно этим знаменитым исследователям и искателям приключений, когда-нибудь совершит великие открытия. Отец словно возглавил парад, устроенный, чтобы унизить его, потому что затем Рейнольдс увидел перед собой лица всех тех, кто насмехался над ним в университете — над его заштопанным бельем и подержанными учебниками, и перед ним промелькнули саркастические улыбки публики, собравшейся в зале, где Симмс и он читали лекции о полой Земле. Замыкало эту обидную галерею лицо Джозефины, скорчившей пренебрежительную гримасу, когда он, прощаясь, сказал ей, что уезжает на Южный полюс в поисках славы и богатства. Весь мир смеялся над ним, и весь мир еще подавится своим смехом, потому что партия не кончена. Как раз наоборот: партия только начинается.
— Обещаю вам, что по возвращении в Нью-Йорк объявлю вас лично ответственным за неуспех экспедиции. Обвиню вас в том, что, будучи никуда не годным мореплавателем, вы допустили, чтобы судно затерло во льдах; в том, что отказались исследовать местность в целях обнаружения прохода к центру полой Земли, и, наконец, капитан, вы ответите за каждую смерть, случившуюся начиная с данного момента, включая смерть первого гостя из Вселенной, ступившего на нашу планету.
Рейнольдс очень жалел, что был вынужден прибегнуть к угрозам, но ничто другое на этого ослепленного яростью и высокомерного безумца не действовало. Правда, и угрозы, похоже, не возымели ни малейшего действия на Макреди, который в ответ только пренебрежительно фыркнул.
— Рейнольдс, таких тупиц, как вы, я еще не встречал, — сказал он после небольшой паузы. — И не намерен продолжать с вами разговор. Полагаю, наша беседа и так слишком затянулась и мы оба сумели четко обозначить свои позиции, руководствуясь принципами взаимного уважения. Не стану отрицать, что ваши бредни немало повеселили некоторых джентльменов и меня. Но сейчас мне не до шуток. В сложившихся обстоятельствах на борту моего судна меньше всего требуется шут гороховый.
Рейнольдс застыл на месте, открыв рот. «Некоторых джентльменов»?
— Что-нибудь еще, Рейнольдс? — спросил Макреди, поднявшись и повернувшись к гостю спиной. — Если это все, тогда позвольте мне вернуться к своим обязанностям.
Рейнольдс созерцал широкую спину капитана, не зная, что ему делать и что сказать. Он раздраженно хмыкнул, поставил стакан на стол и встал.
— Как вам будет угодно, капитан. Но тогда забудьте про то, что когда-нибудь один из сортов тюльпанов будет носить имя вашей матушки.
И вышел из каюты, хлопнув дверью.
VI
По пути в свою каюту Рейнольдсу пришли в голову десятки более остроумных и язвительных реплик, чем та, которую он пробормотал в спину капитану, но было уже поздно. Макреди выиграл этот раунд. Рейнольдс горестно вздохнул, отпирая дверь. В глубине души более всего он сожалел о том, что мелодраматический уход помешал ему допить стакан отличного бренди, которым его угостил капитан. Никогда еще с такой силой ему не хотелось ощутить, как алкоголь раскаленной лавой опускается по горлу, распространяется по венам и согревает желудок, одновременно успокаивая разгневанную душу. Иначе говоря, ему безумно хотелось напиться, причем как следует, до потери сознания. И ситуация, в которую он попал, давала ему превосходное оправдание для того, чтобы разом выпить одну из бутылок, уцелевших после его с Алланом бесед.
Он взял первую попавшуюся бутылку и уселся в кожаное кресло, которое захватил с собой из дома — не потому, что рассматривал его как талисман или что-то в этом духе, а потому, что подозревал: этот предмет, принадлежащий к миру, в который он не скоро вернется, не позволит забыть о его истинной жизни, а ведь ее будет все труднее разглядеть сквозь нескончаемую череду дней, проведенных в море. И он не ошибся: кресло напоминало ему о доме. Да, оно нашептывало, что где-то существует более разумный, более упорядоченный и удобный мир, в котором вокруг тебя не бродят странные монстры и в котором порезаться во время бритья — это самое страшное, что может с тобой приключиться. Итак, кресло служило ему чем-то вроде факела в ночи, но не только: он был рад, что взял его с собой, потому что оно к тому же превратилось в самое удобное место на корабле, где можно было отдохнуть и расслабиться, не считая, конечно, личного сортира Макреди. Более того, в случае кораблекрушения он предпочел бы его любому плоту.
Рейнольдс сделал большой глоток и закашлялся. Что хотел сказать Макреди, когда заявил, что над ним, Рейнольдсом, кто-то там смеялся? Было это сказано для красного словца или капитан действительно что-то знал? Неужели вся экспедиция была огромной дымовой завесой, скрывавшей неведомые ему интересы? Но Рейнольдс был все-таки начальником экспедиции, не могли же и его тоже обмануть! Так или иначе, даже если он на самом деле стал жертвой обмана, если те, кто незаметно следил за ним, имели иные цели, если им было нужно, чтобы Рейнольдс по какой-то тайной причине, которую никто не позаботился ему раскрыть, добрался до этих мест, очевидно, что кое-чего им не удалось спланировать заранее: появления таинственного существа. Да, никто на это не рассчитывал. И звездный монстр предоставлял Рейнольдсу возможность избежать роли шута, которую его покровители, видимо, приготовили ему, и с триумфом вернуться в Нью-Йорк, сжимая в руке ключ от Вселенной. Как бы то ни было, сейчас он не должен сидеть сложа руки, сказал он себе. Макреди разрешил ему посетить арсенал и отправиться на поиски летательной машины вооруженным до зубов наверняка только потому, что в глубине души был уверен, что он не рискнет, а забьется в свою каюту, подобно перепуганной дамочке, где капитан и навестит его, широко улыбаясь, когда все будет закончено, чтобы продемонстрировать голову монстра. Но Макреди ошибается, подумал Рейнольдс и снова отхлебнул из бутылки. Конечно, ошибается. Если капитан отказывается дать ему в помощь людей, он пойдет к марсианской машине в одиночку, взорвет ее и возвратится на корабль со сведениями, которые позволят успешно противостоять звездному демону. Да, так он и поступит, решил он и сделал новый глоток. Он ведь настоящий мужчина, не то что там всякие любители тюльпанов. Рейнольдс еще выпил. А что он надеялся отыскать в летательной машине такого, что могло бы им помочь? Он и сам толком не знал. Возможно, он обнаружит космическое оружие, куда более изощренное и мощное, чем примитивный мушкет, с помощью которого человек вел свои маленькие войны на своей тесной планете. Он снова поднес бутылку к губам. Хотя на самом деле ему хотелось бы найти там совсем другое, то, что поможет ему наладить какое-то общение с пришельцем, когда тот объявится. Это станет для монстра сюрпризом. Или же он обнаружит там что-то вроде священной книги, содержащей историю этой расы, некий манускрипт, из которого станет ясно мировоззрение инопланетян и то, достойное ли место занимают в нем земляне или их воспринимают как досадную помеху либо как пищу. Рейнольдс глупо усмехнулся, представляя возможные заголовки газет: «Кодекс Рейнольдса!», «Раскрыта тайна Вселенной», «Великий путешественник Джереми Рейнольдс обнаружил марсианский Коран»…
