— Кстати, о миллионе… Я как раз хотела сказать, что ни за какие деньги не взялась бы за работу, которую делать не умею. Потому что это просто глупо. Вот вы возьметесь играть на органе перед сотней-двумя слушателей?
Арье засмеялся.
— Александра Николаевна, до нашей с вами встречи я был немного наслышан о вас, но личное общение превзошло все мои ожидания. В вас есть то, что встречается в людях очень редко.
— Что же это? — слегка нахмурившись, спросила она и, наконец, отвела от него взгляд.
— Чувство свободы, — ответил он. — Настоящей свободы, которая не от чего-то или от кого-то, а сама по себе…
«За кого он меня принимает? — подумалось Саше. — И какую роль сейчас играет? Ведь наша беседа — типичный диалог из неудачной пьесы».
До назначенного времени интервью перед камерой оставалось полтора часа, и Викентий Колыхалов решил провести их с пользой, а не так, как остальные, потянувшиеся в бары, которых на теплоходе было множество. Он прошел в свою каюту. Изящная, с инкрустацией мебель радовала глаз, стены были обшиты широкими досками и покрыты темным лаком, иллюминатор завешен красной бархатной портьерой. Кроме того, в каюте имелись душ и туалет (гальюн — вспомнил морскую терминологию Викентий), а в душе на полочке лежали новенькие хрустящие упаковки: халат, пижама, полотенца, шлепанцы и множество полезных мелочей. От всего этого Викентий был в полном восторге. Но не любоваться своим корабельным жилищем пришел он и не просторный махровый халат примерять. Он пришел работать. Добившись участия в игре, Колыхалов принял знаменательное решение: на материале путешествия он напишет бестселлер. Который будет издан миллионными тиражами на всех языках мира, получит разнообразные премии, а его автор станет в ряд известнейших писателей, нет — не в ряд, он определенно возвысится над ними. Потому что воплотить гениальный замысел, родившийся недавно у него в голове, никто другой не сможет. Нет, похожие сюжеты, конечно, мелькали в литературе. Из самых удачных — «Выигрыши» Хулио Кортасара. Но там персонажи вели себя предсказуемо, логично, следуя обстоятельствам. Он же заставит своих героев на ходу изменять свои привычки, характер и даже мировоззрение. Смелый станет трусом, добрый — злым, смешливый — мрачным, любвеобильный — мизантропом. От Кортасара Викентия Колыхалова будет отличать еще одно важное обстоятельство: книга будет документальной, обстоятельства и персонажи — реальными. К ней он присовокупит много иллюстративного материала, будущий писатель недаром взял в путешествие цифровую фотокамеру. Каждый вечер Викентий будет садиться за стол и открывать ноутбук, чтобы описать прошедший день — подробно, досконально, точно. К концу вояжа книга будет готова и он начнет продавать ее издателям. Возможно, даже сразу в Гамбурге — конечном пункте путешествия.
Викентий потер руки, снял с позолоченного крючка сумку, извлек из нее ноутбук и уселся в широкое жесткое кресло с витыми ножками. Сегодняшний день проходил спонтанно, без его авторских усилий, но материала для работы накопилось изрядно. Колыхалов задумался над первой фразой. Она должна сразить читателя наповал. Чтобы тот прочел и понял: дальнейшее — гениально. Глупцы те, кто не понимает значения первой фразы. Вот Шекспир не понимал, за это его Лев Толстой не любил. Ну разве это начало гениальной пьесы: «Стой, кто идет?» А ведь так начинается «Гамлет». Что уж говорить о менее удачных пьесах Вильяма! «Маркиза вышла в пять» — хорошая прелюдия, только читателя дезориентирует. Не такое начало должно было быть в «Выигрышах». А у него, у знаменитого в будущем Колыхалова, какое оно будет? «Сходство их черт было вызвано не анатомическими особенностями, подаренными природой, но общей низменной страстью, которую они до самого финала намеревались изо всех сил скрывать друг от друга». Викентий еще раз потер руки и улыбнулся — фраза, неизвестно откуда возникшая, ему понравилась. Да, именно сходство участников игры поразило его больше всего. Он все-таки надеялся на разнообразие — для осуществления его плана это было важно. Но они были одинаковыми. Женщины одинаково опускали глаза, якобы в смущении, мужчины одинаково их разглядывали, дети дичились и топорщились, и все без исключения жаждали разбогатеть. Жажда наживы — вот что энергетически витало в воздухе! Все, все они в одночасье намереваются обогатиться. Но разве так бывает? Нет. И у них не получится. Викентий Колыхалов все сделает для того, чтобы они прекратили питать иллюзии насчет дармового счастья.
То, что на корабле оказалось множество укромных мест для досуга, чрезвычайно обрадовало Иосифа. Например, на верхней палубе недалеко от кормы затерялся крошечный бар, никем из участников игры или сотрудников телевидения пока не обнаруженный. Иосиф видел: многие рванули в первый попавшийся, ближайший от тех кают, где находились костюмерные. А он, Иосиф, решил тем временем прогуляться, свежим воздухом подышать в одиночестве и на местности сориентироваться. Общаться ни с кем не хотелось. Коган сам не мог объяснить, почему. Вроде бы все милые, приятные люди. И женщины симпатичные. Жалко, конечно, что они все замуж мечтают выйти. А так — хороши, весьма. Но после общего сбора и примерки костюмов хотелось побыть одному. Поэтому он поднялся на верхнюю палубу, погулял по ней, восхитился свежей покраской конструкций, идеальной чистотой вокруг и наткнулся на уютный бар с тремя столиками, тихой, приятной музыкой и миловидной барменшей, которая улыбчиво приняла заказ и не стала лезть с расспросами.
По сценарию игры, который Иосиф просмотрел мельком накануне вечером, следовало определяться с выбором партнерши. Совсем не обязательно, что желание его совпадет со жребием (в случае, если обоюдный выбор не состоится), но кого-то он назвать должен. «Пока они не открыли рот, мне нравятся все, — подумал Коган. — Но следует полагаться не только на вкус, но и на здравый смысл, чтобы не выглядеть в глазах публики смешным. Хороша, конечно, роскошная королева со взрослой барышней в нагрузку, но вряд ли я — старый и толстый — буду смотреться с ней гармонично. Если только устроители не собираются демонстрировать комические сюжеты. Хороша также русская красавица, но и здесь гармонии не получится по вполне понятным причинам. А с кем вообще может получиться гармония у старого, толстого еврея?»
Иосиф вздохнул, допил коньяк и заказал еще. Он все больше и больше склонялся к мысли, что его пригласили, да еще и долго уговаривали для создания комического эффекта программы. Все женщины были гораздо моложе его, кроме того — выше на полголовы. «Нет, не все выше, — вдруг вспомнил он. — Имеется барышня, которой придется встать на цыпочки, если у нее возникнет фантазия меня поцеловать. Но она кажется совсем девочкой. Хотя у нее большой сын. И между прочим, этот мальчик похож на меня в детстве. Такой же курчавенький и черноглазенький. Если бы я не был убежден, что все эти годы сохранял верность Мире, то мог бы предположить, что этот мальчик — мое творение. Но более того, если бы я не был уверен в том, что не изменял жене, я мог бы предположить, что эта девочка — моя дочь, а ее мальчик соответственно — мой внук. Какая она была хорошенькая, когда вышла из костюмерной! Обтягивающее платье с жакетом ей гораздо больше идет, нежели эти ужасные брюки с широкими штанинами. А если на нее надеть такой костюм, который был у моей Миры в молодости…»
