День завершился фундаментальным прорывом. Достигнута первая цель: я практически точно установил, кто является нанимающей компанией.
На секунду я размечтался: стать директором по персоналу в объединении вроде «Эксиаль»! Высшее счастье. Я ускорил шаги и через несколько минут оказался дома, исполненный энтузиазма.
Ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Я сразу осознал весь масштаб проблемы, которая меня поджидала. Глянул на часы: 19:45.
Зашел.
На кухонном столе стоят два бумажных пакета с надписью «Посуда по низким ценам». Николь еще в пальто. Она проходит мимо меня в коридоре, не говоря ни слова. Я кругом виноват.
– Мне очень жаль.
Николь слышит, но не слушает. Она, наверное, вернулась часов в шесть. Ужин никто не готовил. Мы кое-как перекусывали последние три дня, но сегодня я обещал сходить за посудой. Значит, она вернулась, потом снова вышла и купила все сама. И вот теперь между нами повисло напряжение. Николь, не говоря ни слова, выкладывает новые тарелки, чашки и стаканы в раковину. Все просто безобразное. Она меня хорошо изучила.
– Я знаю, что ты думаешь, но эти самые дешевые.
– Именно поэтому я и ищу работу.
Мы снова завели ту же пластинку. И начинаем жутко друг на друга злиться. Трудно смириться с тем, что в самые тяжелые времена мы были близки и с нежностью относились друг к другу, а именно в тот момент, когда появилась возможность выпутаться, мы так друг от друга отдалились. Она купила какое-то готовое блюдо с коричневым соусом в лотке – скорее всего, что-то китайское. Его даже греть не надо, и мы молча принялись за еду. Обстановка так накалилась, что Николь включила телевизор. Фоновый шум для нашей пары («Крупная американская компания „Тагвелл“ объявила о сокращении 800 рабочих мест на своем заводе в Реймсе»), Николь жевала, глядя в свою тарелку, которая с едой выглядела еще отвратительней. Я сделал вид, что увлечен теленовостями, как будто они сообщали мне нечто новое («…в процессе нарастания „Тагвелл“ получит 4,5 % при закрытии…»).
После ужина, измотанные той злостью, что отдаляла нас друг от друга, мы разошлись, не сказав ни слова: Николь принялась мыть посуду, как мне показалось, с непримиримым видом. Потом она отправилась в ванную, а я в свой кабинет.
На моем экране не было никакого грациозного танца окон, которые всплывали бы и исчезали, как в синхронном плавании, только солидная интернет-страница с логотипом «Эксиаль-Европы». Маленький мигающий конвертик возвещал о том, что пришел мейл от Ромена. В клиентских досье «БЛК-консалтинг» я просмотрел переписку между Бертраном Лакостом и его клиентом Александром Дорфманом.
Текст президента «Эксиаль-Европы»: «Выражусь яснее: по нашим предварительным выкладкам, увольнение 823 служащих в Сарквиле прямо или косвенно затронет более 2600 человек… что, в свою очередь, значительно и на длительный срок повлияет на рынок труда в регионе».
И чуть дальше: «Эта комплексная операция по увольнению, безусловно, выявит весь потенциал: работник, которому будет доверена эта ответственная миссия, приобретет уникальный опыт и испытает необычайные эмоциональные переживания. Он должен отличаться максимальной психологической устойчивостью, быстротой реакции и развитой способностью противостоять стрессовым воздействиям. Наряду с этим мы должны быть уверены в его приверженности нашим ценностям».
В блокноте я отметил:
Сарквиль = стратегическая цель «Эксиаль»
→ Необходимость выбора сверхэффективного сотрудника для проведения данной операции
→ Захват заложников как тест для выбора наилучшего среди возможных кандидатов
Осталось определить кандидатов. Но напрасно я перерыл все клиентские досье Лакоста, никакого списка на тестирование руководителей высшего звена там не обнаружилось. Я еще раз прочесал все с самого начала, просмотрел картотеки в других файлах на случай, если они просто не туда попали, но уже понимал, что все бесполезно. Может, у Лакоста их еще нет. Придется искать самому.
На сайте «Эксиаль» высветилась только организационная схема всей группы компаний, над которой парил портрет генерального директора Александра Дорфмана, помещенный в самом верху, в центре страницы. Лет шестидесяти. Редкие волосы, чуть великоватый нос, стальной взгляд; манера сдержанно улыбаться в объектив выдает непреклонную уверенность человека, облеченного властью, которому во всем сопутствует успех. И который, судя по всему, убежден, что этот успех – его по праву. Бывает высокомерие столь глубоко укоренившееся, что вызывает мгновенное желание дать пощечину. Я внимательно рассмотрел фотографию. Склонившись немного вперед и вправо, я могу увидеть собственное лицо в зеркале, висящем над небольшим угловым камином. Вернулся к фотографии. Вгляделся в свою противоположность. В свои пятьдесят семь я сохранил густые волосы, пусть и с проседью, у меня круглое лицо и безграничная способность предаваться сомнениям. Кроме силы воли, в нас нет ничего общего.
В клиентских досье Лакоста я нашел полную схему организации «Эксиаль-Европа» и распечатал ее. Вооружившись собственными эмпирическими критериями, я перебрал всех руководящих работников, которые могли бы соответствовать заданным параметрам, и в результате получил список из одиннадцати потенциальных кандидатов. Неплохо, но их все еще слишком много, и в этом-то и заключается трудность. Первый отсев всегда самый легкий. Но начиная с данного момента у меня нет права на ошибку, и каждый раз, когда я исключаю очередного кандидата, риск проиграть взлетает до максимального уровня. Я снова открыл файл, скопировал и вставил одиннадцать имен, потер пальцы, словно готовясь сделать ставку в рулетке.
Дверь открылась – это Николь.
Потому ли, что она ужасно устала, или потому, что на ней была ночная рубашка? Потому ли, что она прислонилась плечом к косяку и склонила голову в той позе, от которой мне всегда хотелось плакать? Я сделал вид, что потираю лоб. На самом деле я глянул на часы в углу экрана: было 22:40. Поглощенный своими выкладками, я не заметил, как прошел вечер. Я поднял голову.
Обычно в такие моменты, если она счастлива, то заговаривает со мной. А если нет, я встаю и обнимаю ее. На этот раз мы так и застыли друг против друга по разным углам комнаты.
Почему она не хочет понять?
Это единственный вопрос, которым я ни разу не задавался с тех пор, как мы живем вместе. До сегодняшнего дня. Никогда. Сегодня нас разделяет океан.
– Я прекрасно знаю, что ты сейчас думаешь, – говорит Николь. – Ты думаешь, что я не понимаю, до какой степени это для тебя важно. Ты говоришь себе, что у меня есть моя скромная жизнь, скромная работа, а к безработному мужу я в конце концов вполне приноровилась. И что я считаю тебя неспособным снова найти достойную работу.
– Что-то вроде этого. Не совсем… но близко.
Николь обходит стол и обнимает меня. Я сижу, она стоит, поэтому она берет мою голову и прижимает к своему животу. Я запускаю руку под ее рубашку и кладу ладонь на ее ягодицы. Мы так делаем уже двадцать лет, и ощущение всегда чудесное, а желание неизменно. Даже сегодня. Вот только сегодня разделяющий нас океан не между нами, а внутри нас. В нас обоих.
